Вот уж воистину — «о вещах странных и поразительных»…
— Как ты себя чувствуешь? — забеспокоился он. — Может, тебе что-нибудь принести?
— Не надо. Просто стой там. — Она наконец поднялась и снова повернулась лицом к эстраде. — Все в городе об этом знают?
— Все, кто был там в ту ночь, — отозвался он из темноты. — Мои родные позаботились о том, чтобы с тех пор больше никто этого не видел.
— Но они в курсе, что огонек в лесу — это ты?
— Да. Я занимался этим с самого детства, но многие мои предки делали это и до меня.
— Зачем тебе понадобилось показывать это мне?
Он заколебался, как будто теперь и сам до конца не был уверен. Эмили внезапно почувствовала себя последней дрянью, которая не оправдала его ожиданий. Не такой ее воспитывала мама. Она учила ее принимать и уважать других, помогать людям в беде и никогда не оставаться в стороне. Вся жизнь Эмили была подготовкой к этой ночи, а она не справилась. Она подвела Вина. Подвела маму.
Она не смогла вырваться из замкнутого круга истории. Ей стало страшно — за себя, за Вина. Она ведь знала, чем все закончилось в прошлый раз.
— Я никогда не представлял, как это — выйти к людям и сказать: «Вот он я. Принимайте меня таким, какой я есть», — произнес наконец Вин. — Как только я увидел тебя, то сразу понял: мне предначертано открыться тебе. Я думал, тебе предначертано помочь.
— Как? — спросила она без промедления. — Как я могу тебе помочь? Я не понимаю.
— Ты можешь сказать мне, что теперь, когда ты все видела, твои чувства ко мне не изменились. Вот и все.
Она распрямила плечи и отошла от сцены.
— Вин, иди сюда.
— Ты уверена?
— Да.
Вин вышел из тени, и его кожа снова засияла в лунном свете. Казалось, он в любой миг готов нырнуть обратно, в спасительный мрак в глубине сцены. Эмили усилием воли заставила себя стоять спокойно, хотя в животе у нее все скручивалось в тугой узел.
Когда он наконец подошел к ней, она без колебания взяла его за руку, и неизвестно, кому это было нужнее — ему или ей самой. К ее изумлению, ладонь у него оказалась просто теплой, точно такой же, как и всегда, а вовсе не обжигающе горячей.
— Это не больно? — спросила она.
— Нет.
Эмили сглотнула. Ее била дрожь. Интересно, он это чувствовал?
— Я думаю, это прекрасно. В жизни своей не видела ничего прекраснее.
Он стоял на газоне перед сценой, сияя, как солнце, и смотрел на нее с таким видом, как будто не верил своим ушам. Потом, не выпуская ее руки, приблизился к ней, и чем больше сокращалось разделявшее их расстояние, тем плотнее окутывало ее исходившее от него сияние. Она словно вышла из тени на солнечный свет. Сияние окружало их обоих плотным коконом, подпрыгивая на месте, как будто ликовало: «Вместе, наконец-то вместе!» Вин чуть склонил голову набок.