— Насколько я понимаю, — сказал Мейсон, придав голосу интерес, но не больший, чем того требовала вежливость, — ваш муж отобрал у вас одежду, и на этой почве у вас произошла обычная семейная потасовка. Он несправедливо обвинил вас в неверности, а вы…
— Что вы, мистер Мейсон, вовсе нет. Я разведена, и вот уже три года живу одна.
— Вы не работали на радио? — спросил Мейсон.
— Работала. А как вы догадались?
— По вашему голосу.
— Ах да, понятно.
— У кого находится ваша одежда?
— У человека, на которого я работаю.
— Оригинально. Вам это не кажется несколько странным?
— Вся история — странная.
— Ну, раз так, — сказал Мейсон, бросив на Деллу короткий взгляд, чтобы убедиться, что та готова записывать, — я не прочь выслушать вас с самого начала. Только сперва расскажите немного о себе.
— Я начну издалека, — начала свой рассказ Дайана Рэджис. — Своего отца мне не довелось знать. Мама умерла, когда мне было двенадцать. Я хваталась за все, что только могло мне пригодиться. У меня всего лишь начальное образование, но я продолжала обучение где только было можно: и в вечерней школе, и на заочных курсах, а по выходным посещала бесплатные лекции в публичной библиотеке. Освоила стенографию, научилась печатать на машинке, стала секретаршей, а потом актрисой на радио. Но там я не нашла общий язык с режиссером, и меня вот-вот должны были уволить.
Тогда-то я и получила письмо от поклонника. Некий Джейсон Бартслер, которому понравился мой голос, хотел знать, не заинтересует ли меня работа, где можно мало делать и много получать.
— И что вы ответили? — спросил Мейсон.
Дайана, скорчив гримаску, ответила:
— У нас таких писем мешки; текст всегда разный, зато подтекст один и тот же. Я махнула на него рукой.
— Что было потом?
— ПотоМ пришло еще одно письмо. А потом сам мистер Бартслер позвонил мне на студию. У него приятный голос, ничего не скажешь. Он рассказал мне, что у него что-то с глазами, что он всю жизнь поглощал книги в огромных количествах, и что теперь ему нужен кто-нибудь, кто читал бы для него; он слышал, как я работаю с текстом, и в восторге не только от моего голоса, но и от широкой эрудиции. Короче говоря, я поступила к нему на работу и считаю, что познакомилась с исключительно воспитанным и учтивым джентльменом.
— Чем он занимается? — спросил Мейсон.
— Рудниками. Ему уже за пятьдесят. Это человек, наслаждающийся прелестями жизни, но в нем нет ни капли пошлости или грубости. Он исключительно интересный человек.
Мейсон ограничился кивком.
— Он утверждает, — продолжала Дайана, — что все беды американцев происходят от их чрезмерной доверчивости. Он говорит, нашей характерной чертой является то, что мы верим всему, что нам преподносят, и только после того, как с золотого слитка начинает сходить позолота, мы готовы обвинить всех и вся, но только не самих себя. Круг его чтения — это нечто своеобразное, с чем мне редко приходилось сталкиваться.