А в десяти километрах от этого участка с тяжёлыми боями из окружения прорывались части некогда большой армии. Вырывались благодаря блестяще разработанному плану командования штаба армии.
Егор закрыл глаза. Второй раз он потерял всю роту, но теперь уже не юных мальчишек, а людей намного старше себя. И что удивительно, судьба вновь хранила его, оставляя без единой царапины. Хороший у него был ангел-хранитель.
К Егору подбежал запыхавшийся майор-штабист и прокричал в самое ухо:
– Быстрее сажай всех оставшихся на полуторку, и едем к месту прорыва, – выпалив это, он отбежал от старшего лейтенанта и начал неистово подгонять отходивших красноармейцев рассаживаться на полуторки.
Егор повернул в сторону майора голову и зло проговорил:
– Гадёныш! Ты у меня сейчас отъедешь, – и он потянулся за немецким автоматом, отобранным в бою. – Гад, подорвал мост, не отозвав людей, как будто мы помойные крысы. Ничего, ведь я почти тоже штрафник…
– Не сметь, товарищ старший лейтенант! – превозмогая боль, прокричал седой подполковник. – Этим ты ничего не добьёшься, а себя погубишь.
Затем, немного смягчившись, произнёс:
– Это только в романах красивая месть бывает. В жизни всё гораздо сложнее сынок. Мне тоже, что ли, идти убивать командующего армией?! А?! Не хочешь думать о себе, подумай о людях. Посмотри, у тебя ещё осталась рота, твоя рота, пусть из нескольких человек, но тем она и дороже. Это как изодранное и обгоревшее знамя после боя. А то, что бо́льшая часть роты осталась там, на мосту, выполняя никчёмную работу, так на то она и война. И в этой кровавой игре нужна правда и только правда, а иначе немец не поверил бы, он вовсе не дурак, каким его представляли до войны и в фильмах. И на то, что люди по-настоящему умирали там, на мосту, немец всё же клюнул. А это значит – половина армии была спасена. И последнее, сынок, – седой подполковник сильно прижал руку к ране на груди и, улыбнувшись, произнёс: – Запомни, Егор Иванович, что во все времена основной доблестью русского офицерства, помимо стойкости и мужества, было прощение и доброта.
Егор медленно встал и молча начал помогать загружать раненых в кузов полуторки.
Меж тем на противоположном берегу ещё оставались несколько бойцов, часть из которых была ранена, часть контужена от взрывов снарядов.
К ним подошли немецкие пехотинцы и, грубо ругаясь, начали расталкивать их ногами, заставляя подняться. К рядовому Рыжему, еле стоящему на ногах, подошёл немецкий офицер и, указывая на бревна, заорал:
– Арбайтн! Арбайтн, мдак.
– Сам ты м-м-м-мудак. Бери б-б-б-бревно и дуй на тот берег к т-т-т-таким же м-м-м-мудакам, как и ты. А с меня х-х-х-хватит этого цирка.