Когда люди станут братьями? (Марцинковский) - страница 15

На момент все стихло. На переднем автомобиле человек в черном сюртуке снял шляпу и предложил открыть собрание молитвой. Головы обнажились, — к небу полилась простая, задушевная молитва о мире всего мира.

И она сбудется эта мольба — ибо она соответствует воле Бога.

Во Франкфурте на Майне я видел великолепную статую Бисмарка: железный канцлер стоит у лошади, на которой сидит девушка со знаменем, изображающая Германию. Бисмарк отпускает повод лошади уверенный, что она повезет Германию в поход — завоевывать счастье. На памятнике начертаны слова, сказанные Бисмарком в рейхстаге Северного Немецкого Союза 11 марта 1867 года: „Стоит только нам, так сказать, посадить Германию в седло, а уж поехать она сумеет сама“ (Setzen wir Deutschland, sozusagen, in den Sattel, reiten wird es schon konnen). Но история показала печальные плоды человеческих планов. На другой стороне этой же площади стоит каменная фигура женщины, погруженная в глубокую скорбь: она припала на одно колено, безутешно рыдая. Этот памятник поставлен в память жертв Великой войны (Den Opfern)...

Да, молитва о всечеловеческом единении сбудется, потому что в ней объединяются скорбные сердца матерей всего мира. (Ср. стихи Горбунова-Посадова: „Красная мать — белая мать…“, посвященные матерям погибших в русской гражданской войне в период Великой революции).

Она сбудется, потому что она соответствует Божьему пророчеству — еще ни одно из пророчеств Библии не оказалось тщетным.

Она сбудется, потому что о всеединстве молился Тот, ради Которого создан этот мир, и Чья воля тождественна с волей Творца.

И вот как Достоевский психологически объясняет естественность будущего перехода от эгоизма к братству: „Я представляю себе, мой милый, что бой уже кончился, и борьба улеглась. После проклятий, комьев грязи и свистков настало затишье, и люди остались одни, как желали: великая прежняя идея оставила их... И люди вдруг поняли, что они остались совсем одни, и разом почувствовали великое сиротство... Осиротевшие люди тотчас же стали бы прижиматься друг к другу теснее” (говорит Версилов в „Подростке“).

Что должно, то и будет. Имеющий дух пророчества, живущий верою, а не одними видимыми фактами, знает это.

Но где же эта кузница, в которой переплавляются мечи в плуги? Где тот огонь, который может это сделать?

Французский писатель Франсуа Коппе в своей драме „Прощение” рассказывает об одном событии из истории парижской коммуны 1870 году. Шла ожесточенная борьба между республиканцами и сторонниками коммуны. Девушка, героиня рассказа, лишилась брата, — он убит коммунарами. Пламенная ненависть к врагу, жажда мести загорается в юном сердце. В тот же вечер, когда она стала на молитву, она по обыкновению читала: „Отче наш.” Но, произнеся слова: „и остави нам долги наши” — она остановилась. Она не могла сказать дальнейших слов: „как и мы оставляем должникам нашим”, ибо она вспомнила о смерти любимого брата и о своей ненависти. И ей стало тяжело... Но вот стучат в дверь. Врывается юноша: он коммунар; он просит укрыть его от убийц, которые гонятся за ним.