Но Кейт Нойман и гроша бы не дала сейчас за все эти красоты. Они с О'Рурком сидели со связанными за спиной руками в задней части кабины «Джет Рейнджера». Никто не потрудился застегнуть их привязные ремни, и при любом скачке вертолета – будь то от восходящего потока или бокового ветра – их швыряло и качало. Особенно неприятным для Кейт показалось тошнотворное ощущение, когда машина вдруг неожиданно проваливалась и ее приподнимало над сиденьем. Ей никогда не нравились американские горки.
Они не разговаривали, тем более что это даже при желании было бы нелегко из-за шума двигателя и лопастей. Раду Фортуна занимал место второго пилота справа, Лучан сидел, пристегнувшись к откидному сиденью за спиной пилота, лицом в сторону хвостовой части, а человек, в котором Кейт с самого начала признала налетчика, расположился между ней и О'Рурком. Лучан с отсутствующим видом уставился в иллюминатор. Кейт старалась на него не смотреть. Мысли у нее беспорядочно метались, что мало помогало выработать разумный план действий или хотя бы увидеть проблеск надежды.
Вертолет накренился влево. Кейт хватанула ртом воздух и беспомощно навалилась на стригоя-налетчика, от которого несло мускусом и потом. Они мчались над узкой долиной, окаймленной с двух сторон высокими пиками. Вдоль очередной реки внизу проходила узенькая полоска шоссе. Из-за постоянного рева и вибрации у Кейт невыносимо разболелась голова. Левая рука, которая еще оставалась забинтованной, пульсировала в унисон приступам ее мигрени.
Раду Фортуна приподнял шлем с наушниками, развернулся на сиденье и крикнул, прикрывая микрофон рукой:
– Сигишоара!
Кейт бросила угрюмый взгляд в иллюминатор. Город внизу выглядел как в сказке: расположенный на невысокой горе между вершинами повыше, окруженный высокими стенами из камня, с зубчатыми башнями на склонах, с крутыми черепичными крышами, булыжными мостовыми, обрамленными аллеями, и высокими коричневатыми и желтыми домами, построенными почти тысячу лет назад.
Когда вертолет заложил вираж, она разглядела и социалистическую действительность «новой Сигишоары»: предприятия в окрестностях города, единственное шоссе с убогими строениями из шлакоблоков по обочинам, несколько поместий номенклатуры, надменно рассевшихся по противоположным склонам. Но, в отличие от большинства мест в Румынии, это уродство послереволюционного времени не могло испортить дух средневекового города. Самую высокую вершину занимал Старый город, во многом оставаясь таким же, каким предстал глазам отца Влада Цепеша, впервые въехавшего в него, чтобы устроить здесь свою столицу в 1431 году.