Когда тают льды. Песнь о Сибранде (Погожева) - страница 109

Неприятный удар в спину – ледяная игла прошила насквозь и рубаху, и мантию, вонзившись в плоть – и резкий разворот к наглому колдуну. Верное заклинание отправило электрический шар в сторону хаотично разбегавшихся магов. Под руку теперь никто не лез – били с расстояния. Сплюнул ещё несколько заклятий послабее – мои жалкие огненные светлячки вреда наделать не сумели бы, зато отвлекали внимание зарвавшихся адептов – накинул на себя колдовскую защиту и, развернувшись, метнул уже бесполезную дубину в зазевавшегося мага позади себя. Тот рухнул на землю, которая тотчас обагрилась кровью из рассечённой головы – Великий Дух, надеюсь, не убил – а я обернулся к оставшимся героям.

Те казались растерянными и злыми одновременно. Простите, ребята – не в том настроении меня поймали. Я всё ещё надеялся, что они уйдут с миром, чтобы позаботиться о раненых товарищах – но они и не думали отступать. Сговорились наконец – и ударили сдвоенными разрядами, накрыли меня сверху огненным дождём. Мой защитный панцирь такого не выдержал, слабо хлопнув на прощание, и жидкое пламя пролилось на спину, на плечи, наполняя взор алой пеленой нечеловеческой боли.

Малолетние глупцы даже обрадовались, видя мои мучения – слышал их довольные голоса, видел зубастые ухмылки – и потому даже ахнуть не успели, когда я с места прыгнул вперёд, одним махом покрывая расстояние между ними и мной. Молодые колдуны заверещали, как поросята, когда пламя с моих рук перекинулось на их головы – запахло палёным волосом – и огненная лава, льющаяся сверху, тотчас иссякла.

Я их отпустил не раньше, чем испугал напоследок, едва не придушив всё ещё тлеющими руками. В выпученных глазах я видел неизбежный страх и безмерное удивление – обыкновенные чувства на пороге смерти. Разжал пальцы я вовремя: никто из судорожно цеплявшихся за мои запястья парней не успел даже сомлеть.

Поднявшись, я огляделся. Кажется, не убил никого: оклемаются, никуда не денутся. Затем посмотрел на свои обожжённые руки – рукава мантии сгорели дотла, также, как и рубашка – повёл обгоревшими плечами, чувствуя прохладу стремительно подступающей ночи. Огонь унялся сам – сбил, когда повалялся на земле с неумёхами-колдунами. Хорошо хоть, кожаные штаны остались нетронутыми – иначе срамота. Хотя лохмотья, оставшиеся от мантии и нижней рубашки, заменить теперь нечем: приехал в гильдию оборванцем.

– Сибранд! Ты что здесь устроил?!

Я обернулся: к нам знакомой стремительной походкой приближалась госпожа Иннара, за спиной которой прятался, прилипая то к одному, то к другому кусту, бледный как смерть Бруно. Полукровка, видимо, желал бы оказаться на краю света, только бы не здесь – вот только ослушаться неофициальную главу гильдии не решался. Он ли привёл сюда дочь Сильнейшего, или она захватила его по пути, уже не имело значения: бедняга оказался не в то время и не в том месте.