Я бросил взгляд в сторону. Шумная компания магов гильдии заполонила всю харчевню, вытеснив обычных посетителей, – но, на удивление, никто не жаловался и не выяснял отношений. Молодые колдуны влились в городскую суету пугающе незаметно, а взгляды, которые бросали на них теперь уже редкие посетители, были хотя и пристальными, но лишёнными всякой враждебности. Мне показалось, что я видел мелькнувший серый плащ начальника имперского легиона, но Витольд не стал бы говорить со мной на людях, а я и не искал встречи.
– Почему не из адептов? – медленно поинтересовался я. – Люсьен числится…
– Не прикидывайся! – тотчас прошипел земляк, нависая надо мной почти угрожающе. – Ты – ты лично – знаешь, какой у него круг? Кто-нибудь вообще знает?!
– Деметра, – так же медленно отвечал я. Вино ударило в голову, слова выходили с трудом, нехотя.
– А я – не знаю! – зашипел Мартин. – И ты не знаешь, с кем связался! Ладно бегал к нему за советами, а тут потащил с нами!..
Я наконец перевёл взгляд на толстого юношу, впервые пожалев о том, что сердце воздушной стихии больше не дарит мне свою прозорливость.
– То есть помощь просить не зазорно, – выговорил я, глядя земляку в глаза, – а в свой круг принять…
– Не переиначивай! – вспыхнул Мартин. – Он… он… не такой, как мы! И… и…
– И на Дину твою смотрит, – невесело усмехнулся я.
Это его проняло: побледнев от ярости, бросил последний взгляд в сторону Люсьена, который утешался вниманием хорошенькой помощницы, и ретировался к соседнему столику. Хвала Духу, не все воспринимали молодого брутта как бельмо на глазу: с нами сидели Бруно и Зорана, оба слишком лёгкого нрава, чтобы перекидываться мрачными взглядами с теми, кто им не по душе. Как я был им бесконечно благодарен за эту долю понимания! Сердцем чувствовал – нужно оно моему невольному учителю, как никогда в жизни…
Забренчали лютни, могучий женский голос грянул весёлую песню – и Бруно первым вскочил со скамьи, дёрнув за собой Зорану. Наблюдая за дикими плясками полуальда и юной сикирийки, я вяло поражался чудесному единению этих двух. Бойкая, цветущая, прекрасная как весенний цветок Зорана могла бы отдать своё сердце какому угодно воину, магу или зажиточному земледельцу – но предпочла неказистого, худощавого, вечно растрёпанного полукровку, которого и назвать-то просто приятным глазу язык не поворачивался. Неловкий, стеснительный, – чем этот рыжий заморыш очаровал Зорану? Ответа я не находил, как и не мог понять женского сердца. Любимая жена, четверо сыновей – годы жизни пролетели мимо, будто во сне. Впереди – только смерть, как пробуждение от земного кошмара…