Когда тают льды. Песнь о Сибранде (Погожева) - страница 214

«Ведь не тронул же он тебя, хотя и заметил, как ты на него смотришь…»

– Скажи мне, варвар, – прокашлявшись, сипло спросил Люсьен, – ведь ты видел меня? Там, у Живых Ключей? Я же знаю…

Отпираться я не хотел: поздно.

– Ещё до сердца воздуха, – тяжело подтвердил я, глядя, как предрассветные тени разукрашивают расслабленное лицо спящей Деметры. – Того пленника, альда… ты убил не потому, что тот бежал, верно? Ты это сделал ради удовольствия. Я, может, не самый… способный ученик, но не вчера родился: повидал разный народец. Просто там, у Живых Ключей… я тогда думал, все маги такие.

Люсьен сглотнул, медленно обернулся ко мне. В свете догоравшего костра чёрные глаза блестели лихорадочно, как у безумного.

– Какие? – хрипло спросил он.

Я помедлил, не зная, как описать, и брутт вцепился в мою рубашку обеими руками, не замечая, как ладони дымятся от призрачного огня.

– Не молчи! Слышал?! Скажи мне… кого ты видел? Ну?! Чтоб тебя, варвар… Исчадие бездны? Самого Тёмного? Что во мне осталось… моего? Ну?! Ну!!! Кто я?!

Я осторожно отцепил тлеющие пальцы молодого колдуна от остатков своей рубашки, хотя руки у самого дрожали. Посмотрел в глаза.

– Ребёнок, – проговорил я, чувствуя, как вздрагивает всем телом молодой колдун. – Я видел ребёнка. С руками по локоть в крови…

Брутт дёрнулся, отстранился, – а затем странно фыркнул, опуская голову, и съёжился, обвисая в моей хватке, как безвольная кукла.

– Ребёнок плакал, – продолжил я, вспоминая жуткую картину, – но всё черпал ладонями чужую кровь. Давился, но пил…

Страшным было вскормлённое злом дитя. Этого я не добавил. Просто переждал, пока распалённое сердцем огня нутро молодого брутта выплеснет на меня свой шквал эмоций, и прекратятся наконец судорожные, сухие рыдания, перемежаемые нервным смехом.

– Это она. Сделала меня таким. А я поддался. Потому что… сам хотел, наверное, – Люсьен судорожно вздохнул, забормотал себе в ладони, – Тёмный и его полчища! Как бездарно… Думал, что поднялся. Верил, что изменился… с её помощью… вырос. Оказывается, нет. Только испачкался…

Я ничего не говорил – да и что тут сказать? Такие грехи, в какие с головой окунулся молодой колдун, только очень глубоким раскаянием смыть… только самоотречением исправить… Получится ли у гордого брутта? Нет, не видел я в чёрных глазах света; только бесконечную муку и терзания умирающей совести.

– Скажи, варвар, – проглотив очередной всплеск сумасшедшего смеха, нервно поинтересовался Люсьен, – ты веришь в меня? Я ведь… тоже чувствую… проклятый артефакт! Я… чувствую. Ты ведь не… презираешь? Понимаешь? Осуждаешь, конечно, но… веришь? Скажи, варвар! Мне это почему-то… важно.