Когда тают льды. Песнь о Сибранде (Погожева) - страница 221

– Это сердце стихии, – рвано, смято выговорила она, не поднимая головы. – Это из-за него ты… я знаю. Ничего не говори. Потому что только из-за артефакта… потому что… разве я… заслуживаю…

Ушатом холодной воды пролилась острая, невысказанная боль бруттской женщины. Не раздумывая, я шагнул вперёд, опускаясь рядом с Деметрой. Коснулся вздрагивавших плеч ладонями.

– Прости, – проговорил хрипло. – Ведь я давно… с ума по тебе схожу, госпожа. Но я бы не стал… никогда не стал бы…

Дочь Сильнейшего внезапно качнулась вперёд, прижимаясь ко мне заплаканным лицом, и я едва не задохнулся от невыразимой нежности, наполнившей моё существо. Не разобрать, чья – слишком тесно сплелись в клубок наши чувства, слишком жарко дышала мне в грудь бруттская колдунья.

– Ты не должен, – прошептала, обдавая горячим дыханием. – Найди себе достойную женщину. Не меня. Ты ведь не знаешь… ты, у кого четверо сыновей… ты, кто так упрямо борется за младшего из них… несмотря на пересуды, на дурные советы, на чужое осуждение… Думал, ничего не вижу? Вижу, чувствую – и без огненного артефакта… Я чувствую тебя, Сибранд. Не такой, как я. Сильный. А я… я только снаружи…

Я многое мог бы сказать. Не стал: пропитанная чистой огненной стихией насквозь, госпожа Иннара изливала мне сердце сама. Вот только головы от моей груди по-прежнему не поднимала, пряча больные, заплаканные глаза.

– Ты тащишь на себе четверых, – глотая слёзы, с трудом выговорила она. – Я не смогла даже одного. Что, не ожидал? Не такая, как ты думал. Убила. Подчинилась отцу. Убила. Умирать буду – не забуду. Это была девочка…

Глухие рыдания прорвались наконец наружу, и какое-то время только они и нарушали тишину рыбацкой хижины. Я молчал, принимая исповедь молодой женщины. Прислушивался к себе. Ловил правду в омуте своих и чужих чувств…

– Закончу, раз начала, – хрипло прокашлявшись, заговорила Деметра. Говорила колдунья быстро, сумбурно, но в глаза мне по-прежнему не глядела. – Знаю: осудишь. Оправдываться не стану – нечем. Ведь отец никогда не бил меня. Не пытал. Не поступал так, как… как мастер Сандра с Люсьеном. Прости меня, Сибранд: ваш разговор у костра я почти дословно слышала. И нет, в моём детстве не было подобных испытаний. Но… лучше бы он бил меня, Сибранд! – с силой выдохнула дочь Сильнейшего, а меня обдало потоком горечи и боли. – Потому что от его равнодушия мне хотелось выть. Я столько достигла! Вершин мастерства! Раньше и быстрее, чем когда-то получилось у него! Всё даром. Я была всего лишь дочерью, женщиной, пешкой в его играх, которая могла только служить чужой воле. Нашу помолвку с Арком тоже он спланировал. Мне тогда исполнилось шестнадцать, я… даже поверила, что могу быть счастлива с ним. Аркуэнон сам предложил помолвку как залог мира между бруттской и альдской знатью – гарант выполнения взаимных обязательств. Ко мне Дейруин всегда был добр – когда мы пересекались – но и только. Мне тогда хотелось большего. Хотя, конечно, отца никогда не интересовало моё мнение…