– Стыдно, – с нескрываемым отвращением бросила напоследок Октавия, едва не сплюнув под ноги застывшему, как истукан, кузнецу. – Вместо того чтобы предложить помощь да поддержку – заявился с обличительными речами, как личный духовник! А знаешь ли, ради чего Сибранд с магами связался? Ведаешь ли, что за его услугу колдуны нашего Олана на ноги поставили? – Кузнец вскинулся недоверчиво, издал какой-то странный звук, но снова промолчал – сама Октавия не давала слова вставить. – Нет, конечно! Как не знаешь и того, что творится в этом доме и в наших душах! А потому прибереги своё осуждение для ушей бесстыжих соседей – им твои чёрные речи, как мёд в распахнутые уста! Совсем ты обезумел, Фрол… Кому на старости лет свой разум продал? Прежде чем на чужие грехи указывать, задумайся о своих! Наберётся столько, что до конца дней голову из болота не высунешь – побоишься! А теперь – ступай прочь, – не сдержалась-таки, сплюнула свояченица. – И ноги своей не смей сюда казать! Чтобы обидеть такого человека, как Сибранд, нужно быть очень, очень паршивым другом, Фрол!..
Не знаю, как выглядел в тот момент кузнец, а только тишина во дворе воцарилась мертвенная, даже животные притихли в своих загонах. Вечностью потянулись секунды; но хлопнула калитка, и неуверенные, нетвёрдые шаги заскрипели по остаткам грязного снега каменной тропы. Я сидел с горящим лицом, не смея обернуться: Октавия, безумная женщина, кто просил тебя встревать? Теперь по деревне слух пронесётся, что староста сам себя обелить не в состоянии, прячется за женской юбкой…
Подумал и тут же усмехнулся: юбок Октавия на моей памяти вообще не носила, одни только потёртые широкие штаны. Сколько раз ни появлялась в отчем доме сестра жены, охотничьему наряду не изменяла. Я тихо фыркнул, покачал головой: и какие только мысли не лезут в больную голову! Отдохнуть бы перед дорогой – походные сумы уже собраны – а то рана в боку уже ноет, напоминая о себе. Тяжело поднявшись, отряхнулся и направился в дом, мимо хмурой, кусавшей губы свояченицы.
– Прости, Белый Орёл, – тут же повинилась она. – Только как тут сдержаться? Как поторговаться с магами – так всегда пожалуйста, и деньги их грехом не пахнут. Хаттон им кров да еду за звонкие обеспечивает, и лавочник всё необходимое подносит – так про них слухов не распускают, они честные люди, а из тебя пугало делают! Тьфу, хуже нелюдей!
Октавия сердито махнула в сторону деревни и первой скрылась в доме. Я постоял ещё какое-то время, прислушиваясь к засыпающей деревне – в домах зажигали огни, стихали звуки, воцарялась чёрная беспроглядная ночь. Любил я свой Ло-Хельм – первую родину, первый дом, первый кров. После холодных казарм, жёстких лежаков, походной грязи и общества таких же, как я, бездомных смертников – живое участие, пусть порой и слишком навязчивое, уважение, смешанное с недоверием, неподдельные эмоции и проверяемые годами чувства. А ещё – высокая, красивая девушка с медовыми волосами, набирающая воду в реке. Лукавые тёмные глаза, задорная улыбка, ямочки на щеках. Вкус женских губ, тепло тонких рук, жар девичьего тела… и новая страница чистой книги, на которую судьба с торопливой щедростью бросила кляксы скорой свадьбы, детей, службы, разлуки, пройденных войн и коротких передышек под кровом деревенского дома.