А потом книга закрылась, и целый год выпал из повести моей жизни – до этого дня. Сегодня я впервые смахнул пыль с переплёта и сделал новую запись; ею стал мой младший сын Олан, ставший на свои ещё слабые, но уже ровные ножки. Великий Дух, сколько страниц я испишу, прежде чем мой мальчик взглянет на меня понимающим взглядом? Увижу ли я, как он вырастает в способного за себя постоять мужчину, или обреку сам себя на мучительное зрелище беспомощного калеки, который, хотя полон сил и ходит, а дня от ночи отличить не может?..
– Ещё поборемся, – пробормотал я в чёрное небо. – Ещё поживём…
Небо отозвалось глухими раскатами первой весенней грозы.
В путь меня провожали все домашние, да и деревенские подтянулись: лавочник Торк, пасечник с сыновьями – всё же не все поверили злым наветам, пришли, невзирая на пересуды. О том, что попросту пищу для новых сплетен ищут, я старался не думать.
– Вот, – засуетился старый Шер, – медку в дорогу…
– Детям оставь, – кивнул я на своё сбившееся в кучку семейство. – Им нужнее.
Старый односельчанин подслеповато мигнул, переводя взгляд на моих сыновей. Я быстро оглянулся: маги, уже оседлавшие лошадей, стояли поодаль, давая мне возможность проститься со своими.
– Не скучай, – негромко попросил я Илиана, присаживаясь перед средним на корточки. Стальные пластины брони впились в колени и бёдра, но позы я не переменил. – Скоро вернусь – истосковаться не успеешь…
Сын только кривил бледные губы, не в силах сдержать льющиеся по щекам слёзы, и я не выдержал, притянул к себе, покрывая худенькое лицо быстрыми поцелуями. Не обращал внимания на посторонних: давно уж миновал рубеж, за которым остаётся хоть какое-то уважение к чужому мнению. Да и сам, пожалуй, с возрастом расклеивался всё больше…
– Пап, – поддавшись общему настроению, жалобно вякнул Никанор. Лицо старшего кривилось, но он пока держался. – Ты только поскорее…
– Обязательно, – оторвавшись от среднего, притянул к себе двойняшек, уделяя каждому толику отцовского внимания. – Как уеду, делом займитесь: дрова на вечер натаскайте, за Белянками поухаживайте…
– Не переживай, – шмыгнув носом, совсем по-взрослому сказал Никанор, и Назар согласно кивнул. – Мы тут приглядим. И за Оланом тоже. Езжай за лекарством.
Я стиснул зубы, поднимаясь на ноги. Именно так я и объяснил детям: еду за лекарством для младшего. Октавия меня поддержала.
– Не забывай меня, – попросил тихо, протягивая руки к младенцу. Олан, которого свояченица укутала в два полушубка, только удивлённо оглядывался, впервые оказавшись на улице после памятного обряда. – Я – твой отец…