Дейл стал подниматься по ступенькам на первый этаж, чуть замедлив шаги на лестничной площадке и осветив фонариком углы. Темная жидкость стекала по ступеням еще более широким потоком. Перила, поручни и нижняя часть зеленых стен была вымазана каким-то склизким веществом с восковой поверхностью, тем самым, которое они видели в подвале. Мальчики замерли на ступенях и приготовились стрелять.
На верхней площадке имелись двери, ведущие в северный холл, но сейчас обе половинки были выломаны из петель. Дейл приостановился, глядя как густой поток сочится из-под дверей, затем наклонился и осветил лучом главный холл Старого Централа.
Луч метался по перепутавшейся массе влажных столбов и стен, которых прежде Дейл здесь и не видел. У него под ухом раздался прерывающийся шепот Харлена.
– Что? – обернулся к нему Дейл.
– Я говорю, – повторил тот, тщательно выговаривая слова, – что в подвале что-то движется.
– Может это пришел Майк.
– Вряд ли, – прошептал Харлен. И посветил фонариком назад. – Вот послушай.
Дейл прислушался. Из подвала раздавался шаркающий скрежет, будто там находился кто-то огромный и мягкий и теперь он двигал парты, поломанные доски и все остальное по полу впереди себя.
– Пошли, – шепнул Дейл и шагнул за грязную дверь.
Он услышал, как шагнул к нему Харлен, как он тоже оказался в огромном пространстве зала, но не оглянулся. Дейл не мог оторвать глаз от открывшегося перед его глазами зрелища.
Внутренняя часть Старого Централа ничем не напоминала то школьное здание, которое он оставил всего семь недель назад. У него даже онемела шея, когда он, запрокинув голову, разглядывал главную лестницу школы.
Весь пол был залит густой, почти уже высохшей жидкостью, теперь достигавшей края кед Дейла. Стены были покрыты тонким слоем розоватым, совершенно прозрачным материалом, который напомнил Дейлу обнаженную дрожащую плоть новорожденного крысенка, которого ему однажды случилось увидеть. Такие же полосы свисали с перил лестницы, паутиной обволакивали большие портреты Авраама Линкольна и Джорджа Вашингтона, еще более густым слоем затянули крючки в гардеробе, стекали с дверных ручек и висели в углах заколоченных окон как огромная, рама картины, сделанная из пульсирующей, живой плоти. По темной лестнице и бельэтажу холла они поднимались огромной массой полос и завитков.
Но то, что было над этой массой, делало сцену еще более отвратительной.
Дейл, запрокинув голову, смотрел вверх, видя, что луч фонарика Харлена присоединился к нему.