Итак. План был достаточно прост и зависел не столько от моего исполнения, сколько от естественности поведения во время оного. Прежде всего, необходимо было поздороваться – нормальным, обыденным голосом, чуть напуганным ради достоверности.
Каким-то образом заставить себя забыть о том, что идет запись – не проверять телефон, не щелкать им в кармане, не говорить слишком громко… В общем, вести себя так, как если бы я действительно пришла умолять препода позволить мне пересдать экзамен.
Причем умолять так, чтобы дать отчетливо понять, что готова ради этой оценки буквально на все. Спровоцировать, так сказать, его на активные действия, дав почувствовать, что уж со мной-то, в отличии от хабалистой и вызывающе одетой Грачевой, ему точно нечего бояться. Сыграть роль эдакой покладистой, деревенской простушки, которой можно крутить, как угодно. Внушить ему ощущение безнаказанности.
Единственное, в чем мы решили отойти от подобной манеры поведения – это одежда. Она должна была его добить – особенно, если я правильно расшифровала знаки внимания, которые Виктор Алексеевич уделял моей скромной персоне.
Одежду выбирали из наших обоюдных гардеробов и остановились на тонком, облегающем, голубом джемпере и короткой, синей юбке, надетой на плотные, вязанные колготки. Юбка должна будет показать очертания моих стройных ножек, а колготки - спасти, если Виктор Алексеевич не выдержит и набросится на меня в порыве страсти.
Несмотря на всю эту подготовку, я так и не рассказала Юльке, как он смотрел на меня, тогда на лекции – не хотела бежать впереди паровоза. Вдруг мне показалось? Вдруг все это домыслы и фантазии, и наш именитый лектор вовсе не хочет «грязно поиметь» меня на собственном столе?
При этой мысли я слегка поежилась и мысленно ругнулась на саму себя – от сочетания слов «поиметь» и «Виктор Алексеевич» в одном предложении внизу живота приятно потеплело – увы, вполне ожидаемо.
Да, я давно перестала врать себе, что меня не заводит вся эта ситуация – еще как заводит!
Пыталась анализировать, доказывала, что ничего в этом нет удивительного – Знаменский ведь нравится женщинам, а я, хоть и восемнадцати лет отроду, все же женщина. Ну, то есть девушка. И совершенно естественно, что в этой ситуации я испытываю… смешанные чувства.
Однако же, это вовсе не означает, что нужно растечься перед ним лужицей и с готовностью согласиться на шантаж. Трахать студенток за оценки – мерзко и пошло. И вообще, преступление. А преступление должно быть наказано!
Кипя то ли возбуждением, то ли праведным гневом, я еле дождалась, пока секретарша допустила все-таки меня к аудиенции, ответив на короткий приказ по селектору.