Поняв, что в ближайшее время группенфюрер кричать не перестанет, я направилась в радиокабинет, где Барбара ждала меня в нетерпении.
— Ну? Что он сказал? Он разозлился? Ох, он наверное разозлился, правда ведь?
— «Разозлился» — не совсем точное слово, каким можно описать его нынешнее состояние, Барбара. — Я хмыкнула. — «В бешенстве и изрыгающий пламя» подойдёт куда больше. Сейчас его адъютанту достаётся.
— Ох, Боже, ты думаешь, он и до нас дойдёт?
— Скорее всего. Ты же знаешь, как это всегда происходит: посланника расстреливают первым.
— Но это же не наша вина? Мы же просто расшифровываем послания…
Барбара, как и большинство личного состава СД, была в постоянном страхе от Гейдриха. Да я и не могла её винить: холодный и лишенный каких бы то ни было эмоций, с сердцем тёплым, как кусок льда (если оно у него вообще было), группенфюрер Гейдрих был склонен к проявлению насилия и терроризированию не только «низших рас», но также находил какое-то особое удовольствие в мучении своих немецких сограждан, иногда эмоционально (и в этом случае даже его подчинённые не были исключением), а иногда и буквально, время от времени протягивая «руку помощи» шефу гестапо, Мюллеру. Не удивительно, что фюрер прозвал его человеком с железным сердцем; он был просто образцовым нацистом.
— Мы расшифровываем то, что он не хочет слышать. И он ставит это нам в вину.
— Ох, Аннализа! И как тебе удаётся оставаться такой спокойной?
— Да и тебе не стоит переживать. Ну что он нам сделает? Прикажет нас расстрелять за это? Нет, конечно. Получим свой выговор как и все остальные и пойдём себе домой спать. Подумаешь. Ничего нового.
Мои слова наконец вызвали у Барбары улыбку.
— Я просто буду повторять себе, что я делаю это ради своей страны.
— Отличная идея, Барбара. Я именно так и начинаю каждое утро: стою перед зеркалом и повторяю себе «Я люблю свою работу» пока меня не начинает тошнить.
Она хихикнула, а я вздохнула. Я не лгала, когда говорила это: в последние девять месяцев я действительно стояла перед зеркалом каждое утро, пытаясь убедить себя, что всё это того стоило — темно-серая униформа с рунами СС, сама работа в СД, которая иногда заключалась в том, чтобы перехватывать сообщения союзников, иногда притворяться одним из их агентов в целях распространения дезинформации и наконец самое главное, последней каплей в этом коктейле был группенфюрер Гейдрих, которого я на дух не переносила.
Я наконец поняла, что Генрих имел в виду, когда говорил, что не стоит думать о нём, как о хорошем человеке: хоть он и был двойным агентом, по большей части ему всё же приходилось играть роль настоящего нациста, сражающегося за победу рейха. А теперь вот и я стала такой же нацисткой, в самом что ни на есть прямом смысле: после двух месяцев физической и идеологической подготовки, обязательной для всего женского состава СС, я впервые надела свою новую униформу и в ту же секунду возненавидела своё отражение.