Начиная с того дня, несмотря на всю подпольную работу что я проделывала, я всё равно помогала рейху, пусть и против собственной воли, но я всё же вредила союзникам, и иногда я задавалась одним и тем же вопросом: а перевешивала ли моя контрразведывательная деятельность весь тот вред, что я наносила своей настоящей работой в СД? SS-Helferin-еврейка. Если бы моя бабушка увидела меня вдруг в таком виде на улице, в моём полном обмундировании, она бы меня собственными руками задушила. Я бы её не винила. Иногда я сама себе становилась противной. И она, и мои родители были до сих пор уверены, что я работаю в своём старом театре. Мне было всего двадцать, а уже приходилось врать своей семье о моей работе. И о второй, ещё более нелегальной и опасной. «И за всё это мы благодарим фюрера», невольно вспомнился лифлет министерства пропаганды.
— Девушки? — адъютант Гейдриха просунул голову в дверь, прерывая мои мысли. — Вы можете быть свободны. Спасибо, что остались сверх нормы. Heil Hitler.
Хоть ему и влетело по первое число, он всё же старался хоть с нами быть вежливым, и я понимающе ему улыбнулась. Мы обе ответили усталыми Heil Hitler и полезли в стол за сумками. Этот безумно долгий день наконец закончился.
Генрих отказался ехать домой без меня, когда я сообщила ему, что останусь после работы, и ждал меня теперь в своём кабинете. Когда я открыла дверь в его офис (адъютанта своего он давно отпустил), я застала его дремлющим в кресле. Он расслабил галстук и расстегнул пару пуговиц на рубашке.
— Генрих, — тихо окликнула я его. Он не отреагировал, и я осторожно дотронулась до его плеча. — Родной, проснись.
Он открыл глаза и тут же выпрямился — военная привычка. Даже с утра он всегда вставал со звоном будильника, в то время как я не могла оторваться от подушки и умоляла о ещё пяти минуточках сна.
— Какие-то новости?
— Да, любимый. И к сожалению, плохие. «Энигма» у британцев.
Широкая улыбка заиграла у него на лице и он крепко меня обнял, не вставая со своего места. Я погладила его волосы и поцеловала его в макушку. В открытую в офисе СД мы, естественно, не могли начать друг друга поздравлять, и поэтому невербальные средства выражения радости были единственно доступными.
— Это совершенно ужасно. Думаешь, им удасться её расколоть?
— Думаю, это только вопрос времени, и потом они смогут раскодировать все наши сообщения. Ты прав, действительно, ужасно.
Мы обменялись хитрыми взглядами и ухмылками заговорщиков. Да, и всё же это того стоило.
Берлин, сентябрь 1941
Малышка Урсулы продолжала тянуться к кресту на моём запястье, несмотря на то, сколько раз я вытягивала его из её цепких пальчиков. Я носила его теперь не снимая, только если принимала душ, да и тогда он лежал на раковине, на расстоянии вытянутой руки. Как говорил мой муж, никогда нельзя быть слишком осторожной.