Смотрит на меня огромными, голубыми глазищами. То ли расплакаться хочет, дурочка, то ли обижается, не понятно на что.
— Что ты как ребёнок, Мониша. — шепчу я, целую в худое плечо, откидывая назад тяжелые светлые локоны. — Давай в душ, потом в пижаму и под одеяло. Следующие три дня будут только наши. Только ты и я.
Она жмётся всем телом ко мне и ее напряженные соски трутся о мою грудь, распаляя еще сильнее. Алиса становится на носочки, практически на самые пальчики, чтобы дотянуться до меня. Кнопочка моя. Подхватываю ее за жопку, поднимаю, она послушно обвивает ноги вокруг моего торса. Прижимаю к себе ее так сильно, чтобы через ткань джинс ощутить влажность ее тела.
— Мне нужно закончить с одним делом и я приду к тебе. — кусаю ее ушко. Тигрица урчит. Хотя какая из неё тигрица, желтенький цыплёночек.
Когда Захар приводит растрепанную Габи ко мне в кабинет, я пью виски прямо с горла, закусывая кислым лимоном.
Армянка сегодня одета более скромно, чем обычно. В спортивных брюках и футболке она выглядит по другому, выдернул ее Захар видимо из дома, не готовую к аудиенциям. Смотрит она испуганно, затравлено, дрожит.
— Ну привет, Габи.
— Лука. — она плюхается на диван, обхватывая силиконовую грудь, темные соски которой прорисовываются через прозрачную ткань футболки. Габи словно случайно прокатывает сосок между пальцами. Но я никак не реагирую, даже не чувствую ничего, хотя за движением ее руки слежу. Ничего мужского не отзывается во мне. — Я так рада… Последние месяцы говорили…
— Заткнись. — приказываю я, и она затыкается. Смотрит на меня, так преданно, губы облизывает. Уже не знает, как соблазнить. Все ее телодвижения говорят о доступности и готовности раздвинуть ноги.
Становится даже интересно. Раньше мне нравился в ней синтез ума и шлюховатости, готовая на все и не дура при этом, не создаёт проблем и тело у неё податливое, не спрашивает лишнего. Господь одарил ее всем, что нужно для соблазнения мужика, шикарными формами. Только грудь силиконовая. А сейчас смотрю на неё и кроме отвращения ничего не чувствую. Просто давалка, кукла безмозглая. Ревнивая еще при этом.
Меня вставляет мелкая пигалица, умудряющая довести меня из-за еды, у которой порой рот не закрывается, может сказать больше, чем думает, и так и липнет в неприятности.
Захар стоит немного позади, от него ничего не укроешь. На непроницаемом лице выступает негодование, даже злость. Интересно он теперь кому более предан: мне или моей жене? Вон как пыжится, что могу изменить ей.
— Ты лучше расскажи мне, Габи. — делаю глоток виски, задирая рубашку. — Что здесь написано?