Спешащая немолодая женщина налетела вдруг на не успевшую увернуться от столкновения Ялику и, от неожиданности громко охнув, выронила из рук крынку. Ударившись о землю, сосуд обреченно звякнул и разлетелся на осколки, обдав прохожих белесой волной молочных брызг. Неприятно наморщившись, женщина тут же накинулась на опешившую ворожею, гневно потрясая в воздухе кулаками.
— Ты чего это, шлында, на людей честных кидаешься? — противно заверещала баба. — Кто мне теперича за молоко пролитое заплатит? Ну, чего зенки бесстыжие раскрыла? Давай, монету гони.
— Бабушка, — начала было не ожидавшая такого яростного напора ведунья.
— Крынку разбила, так еще и старухой древней обзывает! — скандально возмутилась тетка. — Монету, грю, гони за молоко разлитое!
Нахально схватив растерявшуюся ворожею за рукав, она потянула ее куда-то в сторону.
— Ну, по-хорошему не хочешь, — продолжала орать женщина, — так, поди, голова разберется.
Пришедший на помощь Мстислав, ничуть не стесняясь, грубо отпихнул скандалистку в сторону так, что той пришлось выпустить рукав ворожеи из своей крепкой хватки.
— Ааа! — закричала чуть ли не на всю улицу женщина, картинно заламывая руки. — Среди дня белого убивают!
— Пойдем, — спокойно обронил Мстислав, с неприязненным взглядом исподлобья вложил в ладонь скандальной тётки медяк и настойчиво, точно нашкодившего ребёнка, взяв Ялику за руку, увёл её прочь.
Едва за спиной у них стихли злобные причитания и проклятия не на шутку разошедшейся бабы, как парень облегченно выдохнул, отпуская ладонь девушки.
— Ох, сразу видно — не городская ты, — произнес он, сочувственно глядя на чуть ли не плачущую от несправедливой обиды Ялику. — Вот как поступим. Сперва ко мне заглянем, я хоть переоденусь после купания, а опосля тебя до «Поющего Алконоста» провожу. Постоялый двор такой. У Горбыля, хозяина, стало быть, не так, чтобы богато, но чисто, снедь хорошая, да и за постой берет немного. Там и потолкуем, как тебе быть дальше.
Дом Мстислава располагался на одной из примыкающих к торжищу улочек, так что путникам сперва пришлось миновать рыночную площадь, тесно заставленную разномастными лотками, между которыми, несмотря на клонящийся к закату день, в поисках необходимого деловито сновали горожане, цепкими взглядами рассматривая выложенный на прилавки товар. Гвалт при этом стоял невообразимый. Одни пытались торговаться, сбивая цену, другие ругались на чем свет стоит, не сойдясь в качестве купленного, третьи рвали глотки в попытках завлечь покупателей. Но над всем этим многообразием голосов, сливающихся в нечленораздельный гул, преобладал один, подобно медвежьему рыку в лесной чащобе разливаясь над торжищем.