— Да, идем, — Кен последовал за мной к лестнице снаружи. Мы поднялись к двери Марлин, свет блестел на лужах, собравшихся внизу на дорожке. Я надеялась, что у Кваскви есть бензин для костра, иначе кремация в такой влажности не состоится.
Дверь открылась на втором раунде стука. Я прижалась к стене, выдохнув. Глаза сестры посмотрели в коридор, а не ее потенциально опасного парня.
— Кои? Что ты тут делаешь?
— Я могу войти? Нужно кое о чем с тобой поговорить.
Марлин надула щеки и недовольно выдохнула.
— Мы переходили к части, когда бандиты собираются ворваться в деревню и попасться в ловушки. Я думала, ты придешь завтра.
— Никакого имбиря, — сказала я, глядя на лицо Марлин. — Это важно.
Марлин отреагировала на фразу, пожав плечами.
— Ладно, заходи.
В гостиной на диване сидел Пит лицом к новому плоскому телевизору, который я не видела раньше. Он был втиснут в подставку из ратанга и бамбука, которая Марлин досталась от мамы. Остальная ее квартира была с бежевой мебелью и украшениями — реклама ее работе по дизайну интерьера — чем полинезийской, но она хорошо все смогла подобрать. Это был один из даров Марлин — брать сущность и как-то помещать ее в обычное окружение. Она сделала так и со мной, пока я росла.
Кен опустил свое длинное тело на барный стул на кухне. Его напряженная челюсть и прищуренные глаза были направлены на Пита. Этот вызов все могли заметить. Пит оглянулся и напрягся, убрал руку со спинки дивана.
Марлин провела меня на кухню и включила электрический чайник кипятить воду.
— Что с мистером кицунэ?
— Марлин!
— Что? — она постучала пальцами с французским маникюром по коробке оолонга. — Карэ ва нихонго ханасай йо.
Не важно, знал ли Пит японский. Марлин не могла так беспечно выдавать природу Кена. Что еще она могла выдать? Блин. Осторожно общаться о Пите при нем можно было только на языке семьи. Я встречала много людей, знающих оба языка, в Японии, и уже не надеялась на уединенный разговор. Я переключилась на японский.
— Твой новый парень. Ты видела его татуировки?
Марлин покачала головой.
— Не верится, что ты спрашиваешь об этом после утра. Я видела каждый дюйм этого горячего тела.
Я протянула руку за кружкой «Маринополиса» с макрелью в морском костюме, которую Марлин спасла из ресторана папы, когда он закрылся. Она всегда давала мне эту кружку, а не еще одну из ее набора. Я не знала, было ли это из сентиментальности, или из-за моей привычки надбивать края чашек.
— Не перегибай, — сказала я на английском.
Пит прошел к нашей стороне дивана и устроился на подлокотнике.
— Что такое, девочки? Почему болтаем на японском?