– А что за вещь, может, я найду?– засуетился вокруг девушки Артур, – или,
может, где увижу? Не отказывайся, у меня с детства нюх как у собаки, где конфеты от меня не спрячет бабушка – всегда находил, интуиция! – и он смешно поднял вверх указательный палец и скорчил такую забавную гримасу на лице, что Лиза не выдержала и прыснула смехом. Стенка отчуждения рухнула, и молодые люди разговорились, словно были знакомы несколько лет.
Артур рассказал про свое детство, выдуманное, книжное, опуская неприятные моменты, когда он голодал при живой матери, просиживал часами в приемниках-распределителях, лазил по подвалам и чердакам в поисках теплого угла зимой. Не рассказывал он и девушке и о том, как дрался с мамиными ухажерами – алкашами, опустил историю о детском доме и о лишении матери родительских прав. А вот про небо он мог рассказывать часами, не утаивая ни мгновения. Его друзья – летчики, его семья, настоящая семья – его экипаж. Артур летал вторым пилотом, а это очень ответственная профессия, не для слабонервных слюнтяев, как поняла для себя Лиза из его рассказов, уже проникшись уважением к парню.
Девушка в свою очередь рассказала про свое детство, счастливое и безмятежное, своих родителей и братьев, пропустив историю, перевернувшую ее жизнь и некоторые события, про которые Лизе было до сих пор больно и противно вспоминать. Их идиллию прервала Любка, вошедшая с бутылкой дешевого вина в трясущейся руке, на голове безумная чалма из грязного полотенца, в зубах дымящаяся папироса, халат на Любке не стирался со времен царя Гороха, но, не смотря на это, в нем она себя чувствовала очень даже комфортно. Размазанной походкой эта царица Клеопатра прошла и встала посреди кухни, подбоченясь, и, выпуская ртом клубы едкого дыма, поставила недопитую бутылку на стол и произнесла речь Макаренко: – Дети мои! Не пора ли разойтись по домам! Приличным людям спать мешаете!
Следом за своей царицей из комнаты выполз ее обожатель в сатиновых семейных трусах, тело его было синюшным, то ли от многочисленных наколок, то ли от побоев, то ли посинело от алкоголя определенного качества. Судя по надписи на бутылке вина « 777»,в простонародье « Три топора», (где они доставали – то этот раритет алкогольной промышленности советских лет – очень большой вопрос) внешний облик мужика не требовал дополнительных описаний.
– Эй! Нефертити, не вертитесь! – мужик осклабился и на всю кухню завоняло перегаром, а над своими шутками, смеялся только он сам. Герой – любовник распростер объятья и полез Любе под халат со словами из песенки: « Люба, Любонька, целую тебя в губоньки!». Пьяный собутыльник схватил подругу за полы халата, падая, оставив ее в одной задрипанной майке. Он упал, упал громко, как мешок костей. Матерясь и кляня всех подряд. Артур не выдержал этого представления, схватив опустившегося ниже плинтуса человека за руки, потащил обратно в комнату, а Любка продолжала стоять посреди кухни в одной майке, а на шее ее красовался медальон на цепочке. Лиза даже обомлела, так как не сразу поняла, где этот медальон она видела раньше. Любка гордо выпятив вперед то, что когда-то называлось грудью, демонстрировала подарок ухажера Мишани, который что-то провозглашал из комнаты, больше напоминающее на свинское хрюканье, чем на человеческую речь.