Старый порядок? Я горько усмехаюсь, вспоминая былые времена.
— Он избивал меня, — горечи в моих словах столько, что хватит испортить сотню самых сладких блюд. — Логвар не упускал случая почесать об меня кулаки. Думаешь, мне нужен этот старый порядок? — И быстро, пока он не успел ответить, бью еще сильнее: — Я живу сейчас. Под одной крышей с некромантом и убийцей, с человеком, который прогнал крыс из замка. Я — живу.
И внезапно понимаю, что ни капли не лукавлю.
Раслер… Он изменил все.
И мне до боли в сердце хочется сейчас же, не теряя ни мгновения на бессмысленный разговор с прошлым, вернуться в замок и найти способ сказать ему, как я благодарна. Посмотреть в его сиреневые глаза и рассказать о всех ранах, которыми наполнена моя душа. Ведь он может исцелить их. Я это знаю.
— Значит ты не согласна на эти условия? — спрашивает Артур и что-то в его голосе заставляет меня насторожиться. — Ты стала пособницей захватчика и убийцы? Ты стала его женой по собственной воле?
— Передай Логвару, что я — лишь то, что он сотворил собственными руками. И если ему нужна корона Северных просторов, пусть придет и заберет ее. Если сможет. Передай ему, что белая королева не станет гнуть колени перед псом и покажет ему, что такое настоящее северное гостеприимство.
Артур обреченно кивает, снова разглядывает свои ладони и медленно, очень медленно, подходит ко мне. Я отступаю, но он не останавливается. И его взгляд меняется так стремительно, что мне никак не угнаться за этими переменами. Злость? Ненависть? Презрение?
Отец Северный ветер, не может быть!..
— Зачем же передавать, любимая сестричка, — скалясь, словно бешенный волк, говорит Логвар, хоть часть его лица все еще скрыта поддельной личиной Артура. — Я и так услышал достаточно. — Северное гостеприимство, говоришь? Много ли ты о нем знаешь?
Мои ноги стремительно слабеют. Колени становятся ватными, отказываются гнуться и в конце концов я останавливаюсь и цепенею.
Логвар. Существо, чье появление всегда вызывало во мне лишь страх. Мой старший брат, который знал так много способов причинить мне боль, что от одной мысли о его издевательствах агония предстоящей расправы огнем хлещет меня по спине. Он улыбается, и я вспоминаю каждый испорченный зуб у него вор ту. У Логвара всегда были испорченные зубы, и он редко позволял себе улыбаться. Но рядом со мной он улыбался всегда, скалился и рычал, называя, прямо как сейчас, своей «любимой сестренкой».
Нет, нет, нет! Мне так страшно. Мне хочется, чтобы все это было лишь страшным сном, одним из тех, которые посещают меня каждую ночь. Вот сейчас, стоит лишь захотеть — и ужас исчезнет. Надо лишь изо всех сил захотеть. Отец Северный ветер, прошу и молю, пощади, заступись…