- Вы ложитесь,- предложил Сабуров.- Ложитесь на мой диван. Я сейчас ухожу и до вечера не буду. Я вас разбужу, когда вам надо будет идти.
- Я сама проснусь,- уверенно сказала она, потом, подойдя к дивану, села на него и, по-детски раскачавшись на пружинах, с удивлением заметила: - Ой, мягко, я давно на таком не спала.
- У нас тут еще не то будет,- сказал Масленников.- Я еще два кожаных кресла приглядел среди развалин, немножко починить, и будет, как в салон-вагоне.
- А гитары среди ваших развалин нет?
- Нет.
- Жаль. Я бы вам сыграла.
- Ничего, вы же к нам не последний раз...
- Наверное, не последний...
- Так я еще найду гитару. Разрешите идти в первую роту? - сказал Масленников, старательно, более, чем обычно, вытягиваясь перед Сабуровым.
- Идите,- сказал Сабуров.- Я тоже скоро к вам приду.
Масленников вышел.
- Он кто у вас? - спросила девушка.
- Начальник штаба.
- Он у вас тоже хороший.
- Почему тоже?
- Тоже, как вы,- сказала она.- То есть не совсем, как вы, он, как я... то есть я не то - не хороший, как я... а я...- Она запуталась, смутилась, потом улыбнулась: - Я хочу сказать, что он, как я, тоже еще молодой совсем, а вы уже взрослый,- вот что я хотела сказать.
- Вы уже меня вовсе в старики записали,- покачал головой Сабуров.
- Нет, почему в старики? - серьезно сказала она.- Я просто вижу, что вы взрослый, а мы еще нет. Вы уже, наверное, много пережили в жизни, ведь верно?
- Не знаю, может быть... Пожалуй, да...- нерешительно согласился Сабуров.
- А я - нет. Мне даже и вспоминать почти нечего. Только иногда Сталинград вспоминаю, какой он был. Вы никогда раньше не бывали в нем?
- Нет.
- Он был очень красивый. Я знаю - наверное, Москва красивее, но мне почему-то всегда казалось, что он самый красивый. Может, оттого, что я тут родилась. Очень жалко,- вдруг с силой сказала она,- очень жалко... Так жалко, вы представить себе не можете. Мама не плакала, когда с вами говорила?
- Нет.
- Она знаете какая... Она, если что-нибудь, пустяк какой-нибудьтарелку разобьет,- заплачет, а когда что-нибудь в самом деле страшное, она не плачет, молчит, даже ничего не говорит.
- А как ваш отец?
- Не знаю. Он на ту сторону не ушел. Он мне сказал: "Я не уйду из Сталинграда". Он и не ушел, я знаю. Они у меня оба хорошие. Когда я домой пришла и сказала, что ухожу в армию, а у нас только три дня как Миша старший брат - погиб, я думала, что они спорить будут... А они ничего, сказали: "Иди". И все... Хорошо, все понимают,- добавила она с детской непосредственностью представления о родителях, как о людях, обычно не понимающих самых простых вещей.- Хорошо, что я вас увидела сегодня, а то я ваших раненых вывозила, они в разговоре все говорят: "Сабуров, Сабуров", а я не знала, что Сабуров - это вы, а мне вас хотелось увидеть, поблагодарить. Мы тогда с вами ехали на пароходе, я вам разные вещи говорила, у меня тогда такое настроение было все рассказать, и мне потом казалось, что, если я вас вдруг еще увижу, мне опять захочется вам рассказать.