Косачев вел дневник, по-детски радуясь иногда удачной мысли. Ночевали в удобных для стоянок местах, разводили костры; несмотря на ночные заморозки, было тепло и весело. В одну из ночей, на рассвете, проснулись от медвежьего рева, не успели очухаться, как рухнула палатка, прикрыв спящих и вставших; Афоня позднее убеждал всех, что медведь навалился именно на него. Выстрелом в упор медведя свалил капитан катера, спавший в отдельной палатке, и Афоню извлекли полумертвого, и он, отдышавшись немного, незаметно ушел к реке, чтобы привести себя в порядок; вернулся молчаливый и резко осунувшийся и все трогал убитого медведя за холодный нос. Неожиданное происшествие скрасило дорогу; правда, после Афоня дня три страдал животом.
Теперь и днем приходилось двигаться с осторожностью: шел сплав, река была усеяна сотнями тысяч бревен. Все думали о завершении пути и скучали, когда однажды уже перед вечером рулевой стотонной баржи «Курилы», заглядевшись на берега и задумавшись, не сразу обратил внимание на толчок, от которого вздрогнул весь корпус немудрящего судна, и, только почувствовав, что баржа начала тяжело оседать, он выскочил из рубки и стал звать на помощь.
Расталкивая лес, капитан повел катер к отлогому берегу: он сразу понял, что баржа пробита — такие дела были не в диковинку на Игрень-реке, и капитан торопился вытянуть баржу на мелководье. Головин, игравший с начальником снабжения в шахматы, услышав тяжелый, беспорядочный топот ног над головой, выбежал наверх.
— Да что ж это за разбой, два дизеля, — простонал выскочивший вслед за ним Кочегаров. — Новеньких, Трофим Иванович!
— Не суетись, вижу.
— Ах, черт! — вырвалось у капитана, когда метрах в двадцати от берега баржа покачнулась и стала спокойно погружаться, и все видели, как рулевой и его помощник Федька цепляются за рубку, но и она вскоре медленно, у всех на виду скрылась под водой, и люди вынырнули и, отфыркиваясь, торопливо поплыли к берегу.
Начальник снабжения изумленно поморгал и, сплюнув за борт, поглядел на Головина, стараясь показать себя спокойным и находчивым, сказал:
— Знаете, Трофим Иванович, такие случаи бывали и раньше, баржу можно выволочь тракторами. Как-то у Мертвых островов…
— Перестань, Кочегаров, — сквозь зубы процедил Головин. — Мало ли каких случаев не бывало на свете. Ах, черт возьми, шутка ли, два новеньких дизеля.
Бледный капитан — рыжеватый парень лет двадцати восьми — подошел к Головину, официально тронул короткими пальцами козырек фуражки:
— Что теперь делать, Трофим Иванович?
Головина, расстроенного сверх всякой меры, разозлил еще больше подчеркнуто казенный тон испуганного капитана, и, глядя в сторону, он недовольно буркнул: