«Родом из войны»… Так можно сказать о Петре Проскурине. И не просто из войны, а войны, прошедшей через его родную Брянщину, через его детство и юность. И с одной пространственно-временной точки на карте войны и началась самая важная страница его жизни.
…Летом 1943 года брянская земля, освобожденная от фашистских полчищ, являла собой картину небывалого разорения, о многом говорившую человеческому разуму и чувству. Развалины древних русских городов с проржавевшими, погнутыми балками, грудами дымящегося кирпича… Трепет, скрежет клочьев рваной жести по обнаженной балке, груде камня, другому куску проржавевшей жести был странной пугающей «музыкой» в ночной тьме… Пепелища безлюдных деревень — пепел был уже спрессован, прибит как пленка к земле дождями и ветром еще в 1941–1942 годах… Воронки и рвы в полях, вымахавший в рост человека бурьян на обочинах дорог…
Печальные приметы хрупкого человеческого жилья — темная яма погреба в кольце крапивы, груда кирпича и неестественно высокая оголенная печь, сиротливая стайка задичавших яблонь — они говорили о страданиях, о глубоких ранах самой земли. Война, как заметил А. Т. Твардовский, побывавший в том же 1943 году на соседней смоленской земле, «обживает и преображает на свой лад любую местность», вносит нивелирующее, скорбное однообразие разрушения в любой край. Здесь, на Брянщине, это удручающее однообразие запустения было особенно тяжким.
Но, пожалуй, именно здесь, у кромки Брянских лесов, в их раскаленном священной ненавистью пространстве впервые после освобождения открылось взору и нечто иное, говорившее о бушевавшем долгие месяцы сражении… Груды битой фашистской техники, ржавевшей уже с осени 1941 года, — на лесных дорогах. Обломки орудий, смятые грузовики, снарядные ящики — в кюветах шоссе. Локомотивы и остовы вагонов, выброшенные, казалось, вулканическим взрывом, — у мостов и насыпей железных дорог. Колючая проволока, сдернутая с кольев, спутавшаяся в комки. Темные громады разбитых танков, придавившие невысокие холмы, источавшие душный запах тления и гари. Как страшили они и возбуждали воображение уцелевших деревенских мальчишек!
И везде — мины, мины, мины… Зловещая паутина минных полей, паутина смерти, затаившейся и под узловатым корнем березы, и у порога уцелевшей избы, и на тропинке к одинокому колодцу. Особенно густой была она вокруг партизанских лесов…
В 1943 году Петру Проскурину, родившемуся в 1928 году в орловском поселке Косицы, было пятнадцать лет. Он был в эти месяцы буквально выброшен событиями взрывной силы — Курской битвой, наступлением Советской Армии — из родного поселка. Выброшен как щепка в водоворот скитаний по хуторам, лесам, возвращений на родные пепелища, в водоворот смертельных опасностей. На грандиозном, весьма изменчивом полотне событий, среди движущихся к фронту воинских колонн, среди полей, в которых веером лежала вокруг воронок черная земля, в робких, жмущихся к обочине группах крестьянок и стариков сейчас нелегко, конечно, отыскать фигуру истощенного в беспрерывных «бегах» от фашиста деревенского юноши.