— Вылезай, — сказал Александр. — Пойдем избушку отыскивать.
— Это где Сердечный ключ?
— Другого жилья здесь и нет. Да ты, может, влюблен, полечим тебя маленько, — засмеялся Александр, вспоминая Галинку и защищаясь от крутившего за скалой ветра; Косачев, слегка пришедший в себя после неспокойного, дурманящего сна, прокричал, что с больной головы всегда валят на здоровую; заглушая вой метели, подошел и второй трактор, и Анищенко, чертыхаясь, вывалился из кабины и, приблизив лицо к Александру, клацнул зубами.
— Ты с ума спятил, Сашка. Почему на обед не остановился? Кишки смерзлись и срослись.
— Ладно, прикрой сопло. Ты же знаешь, в леспромхозе ни капли бензина не осталось, тебя бы заставить вручную пилить.
— Заливай. Кто в такую погоду работать будет? Скажи уж лучше, бури испугался.
Разминаясь, они увесисто потолкали друг друга в бока, проверили, опорожнились ли радиаторы, и всей гурьбой отправились отыскивать жилье; от ветра их защищала теперь темная высокая, массивная скала, но снегу в затишь навалило чуть ли не в два метра, и пока добирались до избушки, Косачев несколько раз проваливался с головой, и его со смехом вытаскивали из рыхлых наносов. Освободив общими усилиями дверь избушки от высоченного сугроба, ввалились внутрь; в лицо сразу ударил теплый серный запах, словно в избушке долго жгли спички, но это ощущение вскоре притупилось, а затем и совсем прошло.
Александр поднял над головой фонарь, осмотрелся; все в избушке было как неделю тому назад, во время их первой ночевки по пути на базу, те же общие нары из жердей, прокопченный дымом бревенчатый потолок. У печурки были сложены дрова, на столе стояла старая консервная банка, за перегородкой слышался источник; несмотря на шум ветра, журчание воды доносилось совершенно отчетливо, и после метели, холодного, сухого ветра, рева моторов, еще гудевшего в ушах, шум теплой воды казался ненастоящим, и трактористы долго прислушивались, сдерживая дыхание.
Косачев думал о Москве, о друзьях, многие из которых считали его талантливым человеком, только никто из них не мог точно сказать, в чем именно заключался его талант; прерывая его мысли, Александр с грохотом бросил мерзлую сумку с продуктами на сбитый из досок стол.
— Ладно, ребята, давай устраиваться, сейчас выкупаемся, поедим и спать. Еще сто километров осталось — изрядный кусочек. Не стесняйся, Мишка, зарази нас комсомольским примером, давай разводи огонь.
— Нашел чучело, — проворчал Анищенко, стаскивая шапку и с нескрываемым наслаждением расчесывая свалявшиеся волосы. — Сейчас мы огонек, конечно, наладим, посушимся. Сашка, давай спички, какое чудо, можно разжечь огонь! Не мешайте мне, я сам совершу это таинство, сегодня я дежурный жрец.