Но Этьен не относился к большинству французов, жаждущих реванша за войну двенадцатого года – он не потерял никого из родных и совершенно не хотел обрекать семью на страдания, но выбора у него не было. Поэтому в составе своего полка он вновь отправился к границам той страны, с которой буквально несколько месяцев назад надеялся на сотрудничество.
Настроения среди французов были самые разные, но преобладало-таки как раз желание мести и полноценного реванша. К тому же еще были живы постреволюционные настроения, и многие разделяли политику Наполеона Третьего, который счел, что Российский император нанес ему личное оскорбление и не один раз.
Друг Этьена, Франсуа, как раз был из таких, и всю дорогу, пока их полк перебрасывали к месту конфликта, разглагольствовал, как они погонят русских до самой Сибири.
– Или что у них там еще за медвежьи углы есть, – приговаривал он, открывая очередную бутылку шампанского.
– Франсуа, ты говоришь о том, о чем не имеешь ни малейшего представления, – Этьен устало посмотрел на друга. До начала войны они действительно очень крепко дружили, да и сейчас Франсуа был дорог ему, но эти настроения он разделить не мог.
– Русские – весьма образованные и достойные люди, – добавил Этьен. Говорить о том, что и мотивы развязывания войны ему не понятны, он уже не стал, предпочитая не афишировать их.
– Мой отец и дядя воевали еще при Бонапарте, как это я не понимаю, о чем говорю? – удивленно спросил Франсуа. Они сейчас совершали очередной конный переход и ехали рядом, пока кони трусили легкой рысцой.
– Образованных и достойных там едва-едва, да и те отпрыски европейских перебежчиков, – пожал он плечами.
– Я не буду с тобой спорить, Франсуа, – Этьен совершенно не желал подпитывать развитие конфликта. По его мнению, и российский Император и французский могли бы найти мирные пути решения вопроса, но и эти размышления, непопулярные в его армии, он оставлял при себе.
– Когда мы вернемся домой, я бы посоветовал тебе поинтересоваться русской литературой, – сказал Этьен. Для себя он открыл ее перед путешествием и был сражен глубиной некоторых мыслей писателей и поэтов. Франсуа открыл было рот, чтобы возразить, но терпение Этьена иссякло, и он пришпорил коня, оставив друга наедине со своими узколобыми суждениями.
Переход измотал их, и они мечтали поскорее добраться, дать отдых спине и ногам от седла, поспать пускай и на походной койке, но все же лежа, а не сидя. Но по прибытии в лагерь они столкнулись с повальной холерой. Это стало неожиданностью, и весьма неприятной, и командование было в замешательстве.