С того вечера, ознаменовавшегося освобождением Женевьевы и ее исповедью, совершенно ничего не изменилось. Михайловский лишь раз обмолвился, что продолжит называть ее Костей и обращаться, как к мужчине, дабы даже случайно не выдать опасную и интригующую тайну.
А выздоровление Этьена, тем временем, шло очень неплохо, через месяц ему сняли гипс, чтобы начать разрабатывать ноги. Ева очень ему помогала и каждую свободную минуту посвящала его тренировкам и упражнениям. Она подарила Этьену трость, которая должна была стать ему верным спутником.
– Этьен, сейчас начинается самое тяжелое время. И боли будут нешуточные. Но вы должны их преодолеть, – честно предупредила его Женевьева в один из дней.
– Я справлюсь, Константин, – заверил его Этьен и не ошибся.
Невзирая на боль, о которой предупреждал врач, моменты тренировок стали для француза величайшим счастьем, а все потому, что Костя помогал ему, и если одной рукой Этьен опирался на трость, то второй – на своего спасителя. По вечерам, лежа в постели, он вспоминал прогулки и все чаще ловил себя на недостойных джентльмена и офицера мыслях. Точнее, его влекло к Косте, как если бы тот был девушкой, и это приводило его в замешательство. Разумеется, среди друзей Этьена были и такие, кто предпочитал общество мужчин дамам, и Этьен их никогда не осуждал, но себя к числу подобных не причислял. Поэтому ситуация приводила его в неловкое положение, из которого он не знал, как выбраться.
День, когда Этьен сумел сам пройти, без поддержки Кости почти десять метров, было решено отпраздновать, ведь наступил он раньше, чем можно было ожидать даже при самых смелых прогнозах. Андрей Ионович тоже был впечатлен силой воли француза и тем, как Костя самоотверженно помогает ему.
– Молодые люди, я горжусь вами, и той работой, которую вы проделали, – торжественно заявил он, поднимая стопку коньяка, который Василий опять достал путем каких-то своих ухищрений.
На этот раз Этьен был приглашен к ним на ужин, и приобщался к русской походной кухне.
– С вашей помощью Андрей Ионыч, никак иначе, – ответил он.
Уже давно для Михайловского этот молодой мужчина перестал быть французом – офицером вражеской армии, и в первую очередь отношение его изменилось благодаря Женевьеве.
– Я бесконечно благодарен вам обоим, – искренне сказал Этьен. – Я на ногах вашими заботами и молитвами.
Правда к алкоголю, и к тем дозам, которые пили русские медики, Этьен оказался непривычен, как и к тому, что коньяк русские пьют стопками, а не греют бокал в руках. И закусывают лимоном! Но Ева честно учила его, смеясь над тем, как у француза лезут глаза на лоб.