Пока я пыталась понять, что все это может значить, мама щелкнула пальцами, и в камине, полыхнув искрами, вспыхнул огонь.
— …Стой! — запоздало воскликнула я, но блокнот уже полетел в пламя.
Голодные огненные всполохи полностью скрыли черную кожаную обложку. Я отступила на шаг, не в состоянии поверить, что так просто потеряла единственную оставшуюся ниточку к знаниям, которые могли помочь мне спасти свою семью. И которую, к тому же, обещала отдать Идвину, когда весь этот ужас кончится, и мне больше не понадобится обращаться к некромантии.
— Я не могу позволить, чтобы ты себя сама загубила, — маменька потрясла руками так, словно к пальцам с записной книги могло что-то налипнуть. — Как ты могла, Кларисса?! Что с тобой происходит? Я думала, что случившееся с Айседорой мы не сможем пережить, но, хвала богам, крохи твоего дара не стали приговором. Мы не допускали и мысли, что ты сама потянешься к этому… гнилому ремеслу, но теперь вижу, как мы ошиблись!
— Так вы… вы понимали, что у меня есть темный дар? — тихо спросила я.
Весь мой мир в очередной раз перевернулся с ног на голову.
Маменька вдруг сникла и села. Лицо посерело, стало похожим на натянутую маску, под которой она изо всех сил пыталась скрыть бушевавшие в ней чувства.
— После случившегося с Айседорой это невозможно было отрицать. — Лихорадочные слова срывались с губ маменьки, словно она хотела выплеснуть их наружу как можно быстрее, чтобы не передумать и не замолчать. — Не было никаких древних заклинаний на склепе, которые смогли бы упокоить душу восставшего мертвого. Мы с твоим отцом пришли к решению не говорить с тобой об этом, ведь ты была еще ребенком, — маменька до бела сжала подол своей юбки. — Темный дар может проснуться у самых разных людей вне зависимости от наклонностей их души. Раньше… раньше все было иначе, и так уж повернулся злой рок, что и среди моих предков, и предков твоего отца были люди с… подобными способностями. Мы каждый день благодарим богов, что нашей семье этого не припоминают. Но я не понимаю, зачем ты сама потянулась к этому? Многим удавалось жить полной жизнью, имея дар и не применяя его на деле, я и сама…
Маменька резко осеклась. Взглянув в ее лицо, я все поняла.
Она когда-то прошла через это испытание и сделала свой выбор, в котором не сомневалась. Мама действительно верила, что мои способности не могут быть столь велики, чтобы я, ее единственная дочь, поплатилась за отречение от них жизнью. Понимала ли она когда-нибудь до конца, что ее хрупкое здоровье и все что из этого проистекало — действительно результат отказа от темного дара?