Тлен и пепел (Шелинс) - страница 3

   Из оцепенения вывел странный шорох. Шелест задетых ветвей, легкое шуршание листьев.

   Я даже не обратила бы на это внимания, если бы не совершенно новое пронзительное чувство, волной прокатившееся от груди к самым кончикам пальцев. Повеяло холодом, надвигающейся угрозой и чей-то едкой, пронзительной злостью.

   Мертвые могут перемещаться невероятно быстро, даже если при жизни были неуклюжи. Особенно только что восставшие, движимые еще трепещущим и обостренным чувством несправедливости. Мучимые никогда не стихающим внутренним огнем, они находят себе кратковременное и единственное утешение в том, чтобы заставить других разделить их незавидную участь.

   Я успела лишь привстать и повернуть голову к источнику звука, как нечто с силой повалило меня на спину, едва не проламывая ребра.

   Глухой вибрирующий рык. Отвратительная вонь.

   Челюсть чудища, нависшего надо мной, была широко разинута, пудра с щек сползла, обнажая трупные пятна. Словно не видя, вперед уставились выпученные мутные глаза без единого намека на радужку.

   Секунда потрясенного онемения, и я пронзительно завизжала.

   Пальцы с силой уперлись в ледяной лоб мертвеца с целью как можно дальше оттолкнуть жуткую образину, в которой я никак не могла признать свою тетку, и это ледяное прикосновение окончательно затуманило рассудок.

   Единственное, чего я желала, чтобы все происходящее немедленно закончилось. Чтобы это существо испарилось, исчезло с лица земли.

   И голубоватая вязь заклинания сложилась сама собой, стягиваясь в одну ослепляющую точку. Пальцы пронзило колкое тепло. Вспышка, — и меня осыпала тяжелая груда мелкого тлена с остатками костей, а над головой чуть слышно прошелестел ветер, играя листьями вишневых деревьев.

   Так и ушла в мир Иной душа тетушки Айседоры, отпущенная на тот свет моей рукой.

   Я с трудом выбралась из навалившейся на меня кучи. Ноги, ватные и дрожащие, не слушались.

   Прах осел на волосы, тонким серым слоем лег на лицо. Тело трясло в лихорадке. Я кое-как отползла и, ничего не соображая, забилась в угол близстоящей беседки.

   Там меня, рыдающую от беспомощности и ужаса, и нашла гувернантка. Когда она увидела останки нежити на разложенном покрывале, то завизжала так громко, будто сама только что не стала жертвой восставшего мертвеца.


   Слово «некромантия» прозвучало на следующий день как гром среди ясного неба.

   Родители стояли у серой груды тлена, бывшей когда-то моей теткой, чье исчезновение из склепа уже успели обнаружить, и, онемевшие, выслушивали хмурого жреца Брианны, худого старика в выцветшей рясе.