В конюшню я зашла в подавленном состоянии, и долго стояла на самом пороге в полумраке, отстраненно рассматривая собственный светоч и еще раз взвешивая решение отправиться на кладбище.
Книга не поддавалась никаким попыткам копирования. Можно было бы попробовать диктовку, когда один читает, а второй пишет, что возможно, помогло бы обмануть защиту книги, но в этом деле помочь мне было некому. Пришлось прихватить блокнот с собой, рискуя остаться и без него, и без помощи с призраком.
К тому же, после того, как я узнала, кто и что может бродить во мраке в окрестностях Эрги, ночная вылазка казалась в сто крат опаснее.
Я прислонилась лбом к холодному косяку, ощущая кожей шероховатость деревянной поверхности.
Сегодня за ужином маменька была чрезвычайно расстроена. Отец опоздал, и приехал лишь тогда, когда мы уже ложились спать, но дело явно было не в этом, — мама не любила, когда он после работы отправляется перекинуться в карты, но всегда была деликатна и старалась скрыть свое недовольство.
Но в этот раз вид у нее был настолько подавленный, что определенно случилось что-то выходящее из ряда вон. Я была практически уверена, что это как-то связано с распорядителем поместья под Энной, с которым она беседовала днем.
Пока у меня было лишь одно предположение, но с каждым новым витком размышлений я все больше и больше в нем убеждалась.
Отец, наверняка, решил продать еще одно имение. Мать не знала ни о финансовом состоянии нашей семьи, ни о том, что наши владенья уже не так велики, как были раньше. Во всяком случае, до сегодняшнего дня.
Я пыталась с ней заговорить, но маменька моментально переводила темы, а затем, сославшись на сильную головную боль, удалилась наверх, оставив меня доедать свой рыбный стейк в полном одиночестве, не считая молчаливой прислуги.
Я не могла оставить все как есть. Я должна была идти.
На этот раз Опал безропотно дала себя вывести из чистого уютного денника, лишь пару раз больше для порядка и поддержания имиджа привереды недовольно фыркнув. Я успокаивающе провела рукой по холеной бархатной шерстке.
Страх перед близящейся поездкой постепенно ушел, и руки привычно управлялись с подпругой, подтягивая пристригу, когда где-то в глубине конюшне, со стороны фуражной, мне отчетливо послышался шорох.
Я замерла и уставилась в темный угол, не в силах хоть что-нибудь разглядеть. Затем, расхрабрившись, медленно повела пальцем, отправляя вперед светоч, который поначалу выхватил пару просторных денников, где мирно спали лошади, а затем темный проем в фуражную. Кроме соломы, мешков и забытых конюхами граблей, я ничего так и не рассмотрела.