— Это невыносимо! — заявила я, бросив писать ответы для билетов на предстоящий экзамен. — Ты опять туда собираешься?!
— А ты не видишь? — Макс обжег меня таким чужим, таким колючим взглядом, который я в последнее время наблюдаю всё чаще и чаще.
— Вижу, и мне это не нравится!
— Ничего другого предложить не могу, — он продолжил собирать свою спортивную сумку.
— Ты еще не оправился от прошлого боя. Когда он был? Ах да! Позавчера! — я вперила руки в боки.
— Я нормально себя чувствую.
— Издеваешься?! — метнувшись к нему, я подняла край футболки и нарочно ткнула пальцев в огромный багровый синяк, проступивший на правом боку Макса. — А это что?!
— Не имей мне мозги! — он оттолкнул меня от себя и продолжил заниматься своим делом.
— Я боюсь за тебя, а тебе плевать! С Лизой ведь дела обстоят лучше, чем раньше, зачем так надрываться?!
— Так надо, — сухо ответил Макс. — Ты просто должна мне верить.
— Да я уже не знаю, во что мне верить и верить ли вообще! Ты изменился, стал совсем другим! Я тебя не узнаю.
— Сонь, занимайся своими делами, а я займусь своими, ладно? — Максим глянул на меня так, будто устал от этого разговора.
— Тогда зачем мы вообще съезжались, если каждый должен заниматься своим делом? — мой голос сорвался.
— Не драматизируй. Всё будет нормально, только нужно подождать.
— Я не хочу опять и опять видеть твое побитое лицо, не хочу перебинтовывать сбитые костяшки, понимаешь? Не хочу слушать грязные сплетни, которые ходят по университету.
— Так не делай этого, черт подери! — взрывается Макс и, подхватив сумку, уходит из квартиры, громко хлопнув входной дверью.
Я всю ночь прождала его, забыв про билеты на экзамен, и, конечно же, ни разу не сомкнув глаз. В груди жгла необъяснимая боль, а ощущение стремительно разваливающегося мира вокруг меня, заставляло глаза наполниться слезами.
Всё это было ужасно, но не ужасней того, что ожидало меня впереди. Максим как обычно пришел под утро и как обычно с жуткими последствиями после боя. Если бы он не выглядел таким уставшим и опустошенным, то я бы сама непременно надавала тумаков за выплаканные слезы и вымотанные нервы. Но я была такой же обессиленной, как и Макс.
Он с моей помощью опустился в ванну, заполненную горячей водой. Я осторожно промыла его лицо, руки и ноги. Максим молчал, лишь иногда хмурился, когда было слишком трудно терпеть боль. А я вообще не показывала эмоций, хотя моя боль была не меньшей.
— Ты спала? — вдруг тихо спросил Макс, когда я уже и не надеялась услышать от него хоть слово.
— Нет, — мой голос звучал отчужденно и сухо.