— И вполне разумная инициатива, — прошептала София, вложив в эту фразу все обольщение, на которое была способна. — Я думаю, пришла пора воспользоваться ее советом. В конце концов, так всем будет лучше, верно?
Арен смотрел на нее, по-прежнему хмурясь, и от его чувств мурашки бежали по телу, и так хотелось, чтобы он прикоснулся… Как вчера, под водой…
— Дразнишь, — усмехнулся он, сжав кулаки — и София, посмотрев туда, поняла, что Арен так погасил свое пламя. — Рискуешь, Софи.
— А что я такого сказала? Ты сам утверждал, что мне нужен муж. Вот, начну искать. Или у тебя есть подходящая кандидатура?
Защитница, как она смеет так с ним разговаривать?!
Эмоции захлестывали, София уже захлебывалась в них, не осознавая, где ее, а где — Арена, она ощущала все и сразу — желание, раздражение, злость, любовь, досаду, нежность…
Ну же, скажи, что ты передумал. Скажи!
— Это ведь не в твоем характере, счастье мое, — выдохнул император, и по его рукам пробежался огонь. — Такое поведение. Поэтому не дразнись. Не надо устраивать спектакли, ведь я все равно знаю, какая ты и на что способна, а на что — нет.
— А я возьму и изменюсь.
Он улыбнулся и покачал головой.
— Приходи ко мне вечером, — попросила София жалобно. — Пожалуйста. Я очень скучаю.
— Я не могу, — ответил он, и ее кольнуло горьким сожалением. — Прости. — Арен развернулся и пошел навстречу детям, которые уже плыли к берегу, попискивая от радости.
София, натянув лямки купальника обратно на плечи, села и вздохнула, глядя на то, как император обнимает и целует Агату с Алексом.
— Тогда я сама к тебе приду, — прошептала она почти неслышно и решительно сжала кулаки. — Сама.
* * *
Император побыл на пляже около двух часов, избегая общества Софии на всякий случай — нет, сорваться он не боялся, опасался лишь фантазий и ревности Виктории, если она вдруг заметит, что он слишком уж стремится быть рядом с их аньян. Хотя и в целом надо бы держаться подальше.
Арен не представлял, как ему сдержать слово, данное Вано. Как выдержать и не сломаться. К Софии тянуло неимоверно — и душой, и телом, и он сдерживался изо всех сил, и это было еще сложнее, чем в то утро, когда Эн и Валлиус пропускали через него ток. Гораздо сложнее. То, что они делали с ним, Арен не считал пыткой, а вот то, что он делал сам с собой, отказываясь от Софии, именно пыткой и было.
Защитник, за что ему все это? И как он умудрился полюбить второй раз, если отец рассказывал, что Альго способны любить лишь однажды? Неужели отец ошибался? Или ошибался сам Арен, полагая, будто любит Агату Арманиус?