Третьим испытанием было возвращение в ее комнату во дворце. Дознаватели здесь, естественно, порылись, и София перебрала вещи и положила на место рисунки — они почему-то оказались на столе, — чувствуя неловкость из-за того, что какое-то время назад тут ходили незнакомые люди, а она тогда считалась погибшей.
А потом огонь в камине вспыхнул, и София, тоже вспыхнув, но от радости, бросилась навстречу вышедшему из пламени Арену.
— Я на две секунды, — сказал он, прижимая ее к себе и целуя в макушку. — Софи, я забыл про…
— Да-да, — она улыбнулась, обнимая его крепче и зажмурилась от счастья, что он вновь рядом с ней, — я тоже вспомнила.
— Сходи к Тадеушу сегодня, я попрошу его принять тебя. Он скажет, что нужно сделать.
— Я сама могу заказать настойку через городскую аптеку…
— Не нужно, — Арен покачал головой и вздохнул, уткнувшись носом ей в волосы. — Лучше через врача все делать. В дальнейшем я восстановлю заклинание на браслете связи, и можно будет не беспокоиться. — Он вновь вздохнул и тихо признался: — Не хочу уходить.
София чувствовала, что он не хочет — его эмоции ощущались как ласковое прикосновение теплой ладони, и они грели, словно кружка горячего чая в морозный день.
— Мы скоро встретимся, — прошептала София и посмотрела Арену в глаза. — И я буду с тобой всегда-всегда.
От его улыбки плеснуло радостью, но радость эта чуть горчила осознанием собственной хрупкости.
— До встречи, моя Софи, — сказал император тепло и, коснувшись кратким поцелуем ее губ, ушел через камин.
Они встретились через полчаса, и эта встреча оказалась четвертым испытанием для Софии, но не из-за Арена, а из-за Агаты с Александром.
Нет, София по-прежнему не жалела. Но когда дети, радостно галдя, побежали ей навстречу, и она опустилась на колени, обнимая их — в эту секунду ее затопило сожалением.
Как было бы замечательно, если бы Арен любил Викторию. Как было бы прекрасно, если бы у них была крепкая и верная семья. Такие искренние и светлые дети, она их так любит, но их мама и папа существуют отдельно, а не вместе. Сейчас Агата и Александр этого еще не понимают, но когда-нибудь поймут, и им тоже будет больно. И кто знает, как они начнут относиться к ней после этого? Не решат ли, что это София виновата, что из-за нее папа не любит маму?..
Она подняла голову и посмотрела на Арена. Он тоже смотрел на нее, улыбаясь с грустным пониманием, и теперь в его эмоциях не было ничего, кроме горечи.
«Я не жалею», — послала она ему мысль ментально и беззвучно прошептала, глядя ему в глаза:
— И никогда не пожалею.
Горечь уменьшилась, и тяжесть в области сердца тоже ушла, и София замерла, сжимая в объятиях Агату и Александра и слыша внутри себя родной голос, наполненный искренним чувством — тем самым, которое вернуло ее из смерти в жизнь: