— Это все поправимо. Вот увидите.
* * *
Император освободился около семи часов вечера и сразу перенесся в детскую. Жена читала Агате с Александром какую-то книгу, сидя на диване, и Софии рядом с ними не было.
Арен расцеловал детей, коснулся быстрым поцелуем щеки Виктории — делать этого не хотелось, но он поступал так все время, и изменять привычкам прошлого не мог, это было бы слишком подозрительно, — поинтересовался, как прошел день, и несколько минут слушал сбивчивый рассказ Агаты и Александра, закончившийся восторженным:
— А Софи учит маму рисовать! Вот!
— Серьезно? — император покосился на чуть порозовевшую Викторию и подумал, что в выдержке и умении принимать ответственность за собственное решение Софии, пожалуй, нет равных. Учить его жену рисовать! Проще было бы сказать, что она не умеет учить взрослых, да и во дворце есть художники, почему бы не попросить их? Или еще лучше — почему бы не нанять нормального преподавателя?
— Вик, может, мне попросить Бруно отыскать тебе педагога? — спросил Арен осторожно, опасаясь вспышки ревности или гнева, но Виктория лишь вздохнула и, опустив глаза, почти прошептала:
— Если хочешь, то конечно…
Защитник, и в чем дело? Император снял эмпатический щит и прислушался к эмоциям супруги.
Грусть и сожаление. Демоны, и что это значит?
— А как хочешь ты? — произнес Арен, перетаскивая к себе на колени обоих детей. — Как лучше для тебя?
Виктория подняла голову и посмотрела на него с неуверенностью.
— Маме нравится заниматься с Софи, — сказала Агата звонко. — И нам нравится, потому что мы тоже участвуем в занятиях. Нам не нужен другой педагог!
— Ясно, — хмыкнул Арен и обратился уже к дочери: — А ты, маленькая нахалка, откуда знаешь, что маме нравится? Ты опять снимала щит?
Она насупилась, но промолчала.
— Я же просил, Агата.
— Он сам слетает! Честно! Я просто… ну, не возвращаю его иногда сразу…
Это было нормально — Арен тоже делал так в детстве. Но он прекрасно знал, насколько чужие эмоции могут давить на психику, а уж эмоции Виктории и подавно.
— Ладно, мы с тобой поговорим на эту тему чуть позже. А сейчас идемте в столовую, пора ужинать.
— Да, папа, — вздохнула дочь, надувая губы и глядя на него исподлобья жалобными, но очень хитрыми карими глазами.
Арен поговорил с Агатой перед сном — оставив Александра с Викторией в детской, отвел свою девочку в спальню и еще раз долго и обстоятельно объяснял, что если злоупотреблять эмпатией, особенно в ее раннем возрасте, можно даже заболеть.
— Я ведь рассказывал тебе, как однажды, когда мне было лет десять, впитал слишком много чужих эмоций, и целую неделю лежал с лихорадкой, а врачи ничего не могли сделать. Хочешь так же? Мне было очень плохо, Агата, и я не желаю, чтобы с тобой произошло то же самое.