— Стесняешься! Не хочешь, чтобы на тебя смотрели, когда ты будешь разговаривать с Софи. Да?
— Ох, Агата… — Арен покачал головой. — Какая же ты у меня умная.
— Я ведь твоя дочь! — сказала она с гордостью.
— Несомненно. Моя и мамы. И сейчас мы перенесемся к ней, порадуем ее.
— Хорошо. А… — Агата чуть нахмурилась. — Она ведь не знает про Софи, да?
— Да, не знает. И не говори ей. Я сам скажу.
— Ладно. Мама не любит Софи, — девочка грустно вздохнула. — Я не понимаю почему, пап. Софи любит нас! И к маме она хорошо относится, я знаю. А мама к ней — не очень. Почему?
— У взрослых людей это называется «ревность», радость моя.
— Ревность, — повторила Агата, сильнее нахмурившись. — Это когда боишься, что тебя разлюбят?
— Можно и так сказать.
— Но как мы можем разлюбить маму? — спросила дочь с недоумением. — Это же невозможно, пап!
— Конечно, невозможно. Но когда человек ревнует, он не слышит разумных доводов, радость моя. Не сердись на маму.
— Я не сержусь. Я просто хотела бы, чтобы она чувствовала так же, как я. Софи нас любит! И она меня спасла! — Глаза Агаты вдруг наполнились слезами. — Там было так страшно, ТАК СТРАШНО, папа!
— Я знаю, — Арен обнял ее изо всех сил и поцеловал в щеку. — Ты мой мужественный герой, моя смелая девочка. Самая-самая смелая.
— Не-е-ет. Ты — самый смелый. И София. А я — потом.
— Как скажешь, — улыбнулся он, поцеловав дочь еще раз. — Переносимся к маме и Алексу?
— Да, давай.
Когда Арен вышел из камина, держа Агату на руках, Виктория и Алекс как раз собирались идти ужинать. Они замерли в дверях детской, а потом его сын завопил:
— А-а-а-а-а!!!! — и понесся навстречу.
Следом за ним, отмерев, сорвалась с места и Виктория. И Агата, спрыгнув с рук императора, тоже побежала к маме и брату.
— Доченька моя, доченька! — рыдала Виктория, целуя Агату, а Алекс после своего первого истошного крика замолчал и теперь буквально висел у сестры на шее, вздыхая и всхлипывая.
А потом поднял голову и спросил немного обвиняюще, оглядываясь на Арена:
— А Софи-и-и?
Услышав это, Виктория, перестав плакать, тоже посмотрела на императора. В глазах ее была боль, но эмоций Арен не ощущал, вновь закрывшись эмпатическим щитом.
— А Софи придет завтра. Или послезавтра, как получится.
— Честно?
— Честно, Алекс.
Боль в глазах жены сменилась удивлением. Да, надо бы рассказать ей, конечно, и лучше сегодня, чтобы она успела осознать новость. Демоны, как же не хочется с ней вообще разговаривать!
— Мы собирались на ужин, — произнесла Виктория, вытерев глаза, и улыбнулась Агате. — Пойдем? Ты, наверное, голодная?