Меня часто выводили в другое огромное помещение, привязывали в какому-то деревянному столбу и начинали стрелять. Не в меня, а в то, что стояло сзади меня. Но они делали это так, что пули летели рядом со мной.
Я помню чувство, когда пуля пролетает над твоей головой и сердце останавливает
Когда пуля пролетает рядом с твоей рукой и все внутренности замирают.
Когда пуля летит в миллиметре от меня.
Когда вдруг ты оказываешься мишенью и цель игры: стрелять мимо.
Но тебе страшно!
Потому что ты ребенок!
Потому что хочется домой!
К папе!
В свою комнату!
Когда хочется жить!
Стрельба была любимым занятием моих похитителей, но помимо этого у них было еще одно развлечение. Они называли его «Кошки и мышка». Моя задача была за тридцать секунд убежать как можно дальше. Вдоль всего помещения были вставлены десять разных предметов: стулья, сломанные кресла, торшеры. Ровно столько предметов столько я не успевала пересечь – столько раз меня били. Не успела пробежать четыре предмета – три удара. Упала после второго предмета – восемь ударов. Они били везде, но чаще именно по попе. После таких игр все тело болело, а на попе было больно лежать, а порой и стоять.
На второй день я просекла игру и всегда в этой игре бежала к одному мужчине. Лысый, самый грозный из них, но при этом он бил слабее всех. И не так больно. Порой просто дотрагивался, но из-за предыдущих ударов все и так болело и я вскрикивала.
Он жалел меня, а я этим пользовалась.
Я выживала, как могла.
Я играла с ними, потому что хотела жить.
Играла, потому что не хотела вновь почувствовать боль.
На третьи день, когда меня спасли и вели в машину к папе я увидела полуживого того самого лысого мужчины, он улыбался мне. А вокруг него трупы тех, кто издевался надо мной.
Кровь. Улыбка доброго мучителя (именно так я его назвала, потому что всегда, когда мне приносили еду, то он давал мне еще маленькую Аленку и бил не так сильно и стрелял всегда максимально далеко от меня). Оружие. Гильзы на земле. Грязь. Все было так ужасно, омерзительно и гадко. От этого я начала плакать.
Плакать от того, что мне пришлось это все увидеть.
Я ведь еще ребенок!
Зачем мне было все это видеть!
Я должна была играть на площадке с друзьями.
Выпрашивать у папы новые куклы.
Теперь мне не хотелось ни кукол, ни игр, ничего…
Тот человек, что вел меня к папе, заметив мои слезы, отпустил мою руку и достав пистолет выстрелил в того, на кого смотрела я. В доброго мучителя.
Вы наверно решили, что я перестала говорить из-за этих трех дней? Нет! Я перестала говорить, после душераздирающего крика, когда застрелили доброго мучителя. Того самого, кто жалел меня все эти дни и был моим спасением в ужасных и грязных играх.