Решив, что не хочет впутывать ещё и себя в проблемы между начальником и главой отдела, Роза улыбнулась, готовая приветствовать последнего гостя, и тут же почувствовала, как улыбка начала сползать с лица. Она ничего не могла с собой поделать, и вид Дивны вызывал самые неоднозначные чувства из возможных - с одной стороны, он никоим образом ей не угрожал, но с другой - служил напоминанием о неотвратимом разговоре с Феликсом О’Двайером, в ходе которого Роза обязана была признаться в странной ситуации с перепутанными резюме. Девушка подозревала, что начальник так или иначе начал догадываться о чем-то самостоятельно: он не мог быть настолько глух к происходящему со своими подчинёнными, чтобы не заметить, как она испытывала немалые сложности в переводе документов и писем с других языков, заявленных как изученные.
Советник императрицы одарил ласковой улыбкой всех и каждого, помахал паре журналистов рукой, при этом ни на секунду не сбавляя шага.
Оказавшись на ступенях рядом с Феликсом, Дивна с той же самой улыбкой, не доходившей до глаз, пожал протянутую ему ладонь и к вящему удивлению не только всех присутствующих, но и самой Розы, вдруг обратил внимание на простую ассистентку. Поначалу не поняв, чего от неё хотели, девушка пару секунд молча смотрела на протянутую ей ладонь с длинными пальцами, после чего почти машинально вложила в мужскую свою.
- Моя дорогая Розабелла, как Ваши дела?
- Отлично,- выпалила Роза, чувствуя не предвещавший ничего хорошего взгляд своего начальника, направленный на них двоих.
Не дав больше сказать мужчине ни слова, она поспешно высвободила свою ладонь из его и, пробормотав что-то о радости встречи, скользнула за входную дверь.
Посмотрев на слегка оторопевшего Адриана, Феликс со вздохом убрал руки в карманы и кивнул в сторону оранжереи, где для всех гостей было сделано подобие зоны отдыха.
- Идём, покурим.
Адриан только тихо хмыкнул, без лишних указок направляясь в предложенную сторону.
Оранжерея пустовала, пока никто не заскучал слишком сильно, чтобы пожелать выбраться на свежий воздух, и потому у них было достаточно времени на разговоры. Легко соскочив со ступенек, подбив при этом пятку одной ноги носком другой, Дивна с сиплым смешком оказался на земле, и в этот момент - как и всегда в подобных случаях - Феликс задался вопросом об их родстве.
Семья О’Двайер никогда не была образчиком эмоциональности, но вот, в какой-то момент времени родился Адриан, и все пошло наперекосяк. Дивна умудрялся находить юмор во всем, что его окружало, но при этом всегда, даже смеющийся, заставлял людей вздрагивать от страха: глаза у него были, как и следовало по породе, неживые.