– Нашему высочеству угодно пойти спать, шер Уго, – вздохнула Шу. – Проводите меня, сегодня был непростой день.
Там же и тогда же
Дайм шер Дюбрайн
«Я люблю тебя, моя Гроза», – шептал ночной бриз, шелестели листья, шуршали галькой речные волны у его ног.
«Я люблю тебя», – рвано, болезненно бился пульс в висках, и пальцы в перчатках сжимались, словно желая порвать лайковую кожу и вырваться из оков.
Оков императорской воли. Оков лжи. Оков проклятой печати.
Дайм сам не понимал, правду ли он сказал. То, что он чувствовал к Шуалейде, совсем не походило на рафинированную любовь к Ристане. Скорее – на жажду, на эйфорию, на шторм и сумасшествие…
Спасибо Каменному Садовнику, обучающему кадетов Магбезопасности тактике и стратегии разведывательных операций! Он так крепко вбил в кадетов правило «прежде чем лезть в пасть демону, подготовьте пути отступления», что Дайму и в голову не пришло понадеяться на счастливый случай. Прежде чем идти к Аномалии под балкон, он взломал ментальную защиту барона Уго и велел ему спрятаться в саду и караулить подопечную принцессу.
«Эти юные ветреные шеры, никогда не знаешь, что у них на уме, за ними глаз да глаз!»
Барон Уго явился вовремя, хоть Дайм в тот момент и готов был его убить. Еще немного, и Дайм рассказал бы Аномалии правду – не только о Люкресе, но и о приказах императора, и о печати. И сдох бы, как подзаборная шавка. В лучшем случае – один, в худшем – утащив ее с собой. Шис знает, какой запас прочности заложили Светлейший и Темнейший в его печать верности, и что будет с тем, кто попытается ее снять.
Проклятие. Вот правильное название – проклятие. Аномалия не ошиблась.
«Я сниму с тебя проклятие».
Как же хочется поверить в сказку! Так хочется, что сердце рвется на части от сумасшедшей, отчаянной надежды – и от понимания, какой он на самом деле мерзавец, раз втягивает наивную доверчивую девушку в эту отвратительную историю. Обманом втягивает. Что бы она ни говорила, но влюблена-то она в кронпринца, а не цепного пса. Шис. Еще немного, и цепной пес завоет!
Сжав виски пальцами, Дайм трижды повторил умну отрешения. Выть – нельзя. Страдать – некогда. Раз уж ввязался в игру, будь любезен идти до конца, светлый, мать твою, шер. Займись делом, и дурь как рукой снимет.
– Герашан! – успокоив дыхание и отрешившись от привычной боли, (нечего было непочтительно думать о печати!) позвал Дайм.
– Я здесь, полковник. – Капитан Герашан неслышно подошел и встал рядом, также глядя на едва угадывающийся вдали левый берег Вали-Эр.
– Мне нужно точно знать, есть ли еще какие-то улики против Бастерхази и не тянется ли след в Метрополию.