Между нами ничего не было, никогда. Только прогулки, только осторожные касания руки об руку. И всего один робкий поцелуй — не поцелуй даже, а мимолетное прикосновение губами к чужим губам. Первый, лучший и сладкий, после которого по венам словно потекла лава, а кончики пальцев закололо как от легкого тока. И мы отпрянули друг от друга, смущенные и счастливые одновременно. Здесь, в этой комнате общежития…
А потом родители узнали и закатили грандиозный скандал. Еще сильнее он был, когда мама поняла, что я почти каждый вечер убегала к нему. Спасибо добрым соседкам. Марк никуда не прятался, наоборот, рвался к моему отцу, чтобы объясниться. Ведь он честный человек.
— Я женюсь на Маше, когда ей исполнится восемнадцать.
Отец бил его, пацана еще, не жалея. А я висла на отцовской спине и руках, умоляя оставить его в покое, остановиться, прекратить. И ревела в голос. Боже, как же я ревела! Как я боялась, что папа убьет его, как колотилась в истерике, видя, что Марк сплевывает кровь, что она течет из его разбитого носа. Но он не защищался. Наверное, надеялся, что этот поток ярости утихнет, и они все же смогут поговорить. Как нормальные люди, по-человечески.
Напрасно. Мой отец давно снискал себе славу. Многие знакомые недоумевали — его, крупного бизнесмена, не сломили в девяностые? Нет. Он сам всех ломал.
После избиения отец просто вышвырнул его за дверь. А потом повернулся ко мне. Я дрожала от рыданий и ужаса, но под тяжелым взглядом не смела даже шага ступить, хотя сердце рвалось к любимому. Мы все знали, что отец очень строг и ему нельзя перечить. Он был жесток и в бизнесе и дома, даже с Таей, хоть ей и было всего восемь лет.
— Если я узнаю, что ты снова побежала к своему щенку, больше никогда его не увидишь. В ту же секунду пошлю людей к его семье. И когда все закончится, он сам тебя возненавидит.
Воздух тогда перестал поступать в мои легкие. Отец, не мигая, смотрел на меня испепеляющим взглядом. Мир вокруг будто отключился — я видела только эти наполненные черной злобой глаза. Зубы человека, что был моим родителем, скрежетали, он едва сдерживал ярость и гнев. Наверное, избил бы и меня, окажись я чуточку сильнее духом и пойди против его воли. Но мне было пятнадцать и я слишком боялась за Марка.
— Тебе все понятно?
Я молча кивнула.
— Не слышу.
Тихо всхлипываю и шепчу:
— Я поняла, папа.
— И не смей выходить из дома. С сегодняшнего дня ты под замком.
Когда отец прошел мимо, и спустя несколько секунд хлопнула дверь кабинета, я сползла по стене на пол и задохнулась в рыданиях.
— Тише! Не нужно провоцировать отца! — шикнула мама, — Не разводи драму. Прибери здесь и иди в комнату собирать вещи. Утром мы уезжаем.