Резко опрокидываю в себя остатки алкоголя и со злостью грохаю стакан о столешницу. На кухне мгновенно повисает напряженная тишина.
— Давайте сходим. На охоту, — цежу сквозь зубы, недружелюбно глядя на Горского.
Почему меня это так цепляет? Мышка же ясно сказала — все у нас в прошлом, дала понять, что я ей неинтересен и чтобы не лез к ней. Горский так вообще крупный заказчик и будет слишком глупо упустить контракт из-за идиотской ревности.
«Так! Начнем с того, что я НЕ ревную!» — мысленно одергиваю себя.
— Пойду освежусь, — говорю уже более спокойно.
Едва оказываюсь на открытой веранде, как сквозь тонкий свитер сразу же проникает холод, освежает и хоть немного отрезвляет. Надо прекращать балаган, ничего хорошего из этого не выйдет. Неторопливо закуриваю и уже спокойнее осматриваю покрытые густым снегом ели, что растут вокруг дома. Здесь и правда красиво, по-зимнему сказочно, я бы даже сказал.
За спиной скрипит дверь. Знакомый запах смешивается с морозным воздухом, ударяет прямо под дых. С едкой усмешкой выдыхаю сигаретный дым и начисто игнорирую ее присутствие.
— Марк…
Она ждет недолго, по хрусту снегу за спиной слышно, как переминается нерешительно с ноги на ногу. Только спустя полминуты подходит ближе.
— Марк… — вместе с окликом Маша прикасается к моему плечу, — я совсем не хотела… не думала, что ты разозлишься…
— Все нормально, — ровно говорю в ответ.
— Точно? Если хочешь, я вообще с Горским общаться не буду.
Смеюсь тихо и щелчком отправляю окурок в снег.
— Мне все равно. Будь с кем хочешь, Маша. Для меня важно только заключить контракт — и все.
Разворачиваюсь и произношу эти слова глядя прямо в льдистые глаза. И снова в который раз напоминаю себе, что это не моя женщина. И, что самое главное, она сама не хочет быть моей.
— И все? — переспрашивает она эхом. Ее плечи опускаются, мышка смотрит на меня растерянно и… с обидой?
— И все. Иди в дом, а то простудишься.
Естественно, это только предлог, чтобы выпроводить ее с открытой веранды, потому что Маша в теплой куртке и сапогах.
— Ладно, Краев, — голос у нее бесцветный, без каких-либо эмоций. Она покорно разворачивается и почти неслышно уходит в дом.
Я достаю следующую сигарету. Надо успокоить нервы и желание броситься за ней, чтобы утешить. Я давно перестал быть пацаном, что бегал за Комаровой по первому зову. Надо чаще себе об этом напоминать.
К охоте все готовы уже через пару часов. Ну, не все, конечно, а только я, Горский и еще двое сотрудников, что умеют стрелять и хоть раз участвовали в подобном. С нами увязалась еще пара человек — дико чувствительный Вениамин, который падал в обморок при виде любой жидкости, отдаленно похожей на кровь, и Комарова. Что их дернуло решить идти вместе с нами — неизвестно, но оба стояли на своем так, будто отвоевывали себе право на выборах голосовать, а не возможность посмотреть, как стреляют в животных.