Гедо, Корус и остальные уже ждали его там.
– Ты проиграл мне клубок, – увидев Нагаша, радостно сказал Корус своему вождю. – Я же говорил, что ему не хватит мозгов попытаться бежать.
– Я просто не могу в это поверить, – ответил Гедо. – Все пытались. Все.
– Пап! Дядя Корус! А за мной от самой пещеры шли наши самые сильные охотники. Это так здорово, что ты назначил мне почетное сопровождение! Я чувствую себя особенным, спасибо, пап.
– Думаешь, он издевается? – спросил Гедо у Коруса.
– Твой сын? Вряд ли.
– Он и твой племянник тоже.
– Я стараюсь не вспоминать об этом. Мы, вождь, счастливее, когда наша память умеет отпускать болезненные воспоминания.
Что тебе нужно знать, дорогой читатель, Нагаш в принципе никогда не издевался, он просто был на это не способен. В самом крайнем случае он еще мог ударить лапой или покогтить чужую шкуру, но издевки просто не существовали в его мире.
И в его последующем вопросе не было абсолютно никакого второго дна:
– У тебя болит память, дядя Корус? Разве это возможно? У памяти ведь нет нервных окончаний.
Логическая цепочка, которая привела к этому вопросу, если тебе, дорогой читатель, интересно, выглядела так: услышав слова Коруса, Нагаш удивился, что воспоминания вообще могут болеть, потом пришла логичная мысль, что, раз Корус намного старше и мудрее, он не стал бы лгать, но и говорить глупости не стал бы тоже. А значит, он испытал это лично, и, соответственно, у самого Коруса память болела.
Если ты заметил в этой цепочке ошибку, я поздравляю тебя, ты определенно умнее самого тупого котоута.
Корус о выводах Нагаша не знал, и для него вопрос про память стал неожиданностью. Это, в общем-то, оказалось неважным, потому что ответил на него все равно Гедо:
– Не бойся, Нагаш, боги заберут тебя, и все пройдет.
– Ух ты, я настолько полезен? – надо признать, что, если бы Нагаш так шутил, можно было бы сказать, что у него неплохое чувство юмора. Но он не шутил. Впрочем, имелись у него и иные достоинства. Например, он был очень красивым.
За несколько отпущенных ему часов он несколько раз тщательно вылизал шкуру, с чувством поточил когти, и потому производил впечатление, даже на котоутов, которые привыкли к тому, что белоснежная, мягкая будто шелк шкура и загадочно переливающиеся, словно драгоценные камни, глаза – это норма.
Ступивший в круг сородичей Нагаш был без преуменьшения прекрасен, ветер легко ерошил его серебристую, переливающуюся, будто волосы в рекламе, гриву, бледное солнце котопланеты бликовало в радужке насыщенного синего цвета, а мощное, поджарое тело двигалось уверенно и плавно. Даже кисточка на хвосте блестела.