— Я тебя всегда чувствовала. Вопреки амулетам. У тебя очень красивый дар, — я пыталась найти верные слова, объяснить, почему так боюсь изменений, почему мне кажется ужасным, что больше не ощущаю золотого сияния его магии. Он улыбнулся ласково, но все еще недоуменно. Даже не заметил прошедшего времени. Не понял, что меня это действительно волнует. Что это важно.
— Мы уже скоро уедем отсюда, — успокаивающим тоном заверил Эдвин. — Скоро снимем амулеты. Я увижу твой дар во всей его красоте. Хотя то, что я вижу сейчас, восхитительно. Он лукаво улыбнулся, непередаваемо ласковым движением погладил мою щеку, наклонился ко мне, поцеловал. Я ответила, полностью отдалась ощущениям, снова почувствовала его дар. Он сплетался с моим, искрил от желания и наслаждения.
Страсть на время вернула мне Эдвина, но полчаса спустя, отдыхая на его груди, я слышала только биение сердца любимого. И ни единого магического отголоска.
Поняла, почему Эдвин не признавался в любви. Он ее не испытывал. Телесное влечение и общее дело. Даже целью одного на двоих задания была месть виконта Миньера за женщину, которую он действительно любил.
Тренировки, работа над ловушками, несколько артефактов. Пока мы занимались этим, я чувствовала дар Эдвина, цеплялась за призрачный отголосок, в который он превратился. Виконт будто прятался в холодную скорлупу, а мне приходилось пробиваться сквозь нее. Неожиданно помог эльфийский.
— Это ведь заклинание, которым ты хотел перевесить с лиса амулет на фантом? — ожидая Эдвина в кабинете, я листала лежащую на столе книгу и остановилась на этом заклятии, выцепив множество знакомых слов.
Он подошел, удивленно приподняв брови, глянул на страницы. Там не было формул, способных выдать содержание непосвященному.
— Ты неплохо продвинулась в изучении письменного эльфийского, — в голосе поначалу слышалось уважение. Но ударение на последних словах напомнило о недавней ссоре, о моей резкости и вызывающем поведении.
Я покраснела, смутилась. Не осмеливаясь поднять глаза на Эдвина, которого тогда, вне всяких сомнений, оскорбила, попросила прощения. Он привлек меня к себе, обнял, прижавшись щекой к моему виску.
— Я понимаю, что это от усталости, — прошептал он. — Мне тоже нелегко дались последние месяцы.
Его искренность покоряла, в словах не слышался укор, а сияние золотого дара вдруг стало таким же ярким и сильным, как раньше.
Я поцеловала Эдвина и молилась, впервые за годы, молилась Единому. Просила, чтобы этот поцелуй все исправил.
Моя молитва, как и прежде, не была услышана.
Едва объятия распались, дар Эдвина померк, скрылся за ледяной коркой отстраненности. Виконт излучал трезвую расчетливость, работал над артефактами и не обращал на меня внимания. В свете выстраивающихся заклинаний маг казался чужим и малознакомым.