Разговор о матери дался мне сложно. Я не любила рассказывать о ней, не хотела, чтобы в мою душу лезли и искали там причины, пытались найти то, чего нет. После смерти отца я посещала психолога, рассказывала ему о своих проблемах, но вместо того, чтобы помочь мне, он пытался найти скрытую неприязнь к матери, причины для ненависти. Он не слышал того, что я говорила, и в итоге я перестала его посещать, справляясь со своим горем сама.
Я рассказывала Андрею все, говорила о матери, о Стасе, который ничего не знал, об окружении.
— Она хорошо знала его, понимаешь? Очень хорошо. Его характер, то, как дорога ему его работа, репутация, — говорила сквозь слезы, утыкаясь Андрею в рубашку. — И она давила на это. Строила из себя униженную и оскорбленную. И ей верили, журналисты собирали информацию, откуда-то появились фотки отца с любовницей. Начали перемывать кости, и отец ушел в себя. Редко выходил из дома, почти не общался ни с кем, уволился с работы, — я всхлипнула, а Андрей притянул меня поближе, поцеловал, нежно касаясь щеки.
— Почему Стас не знает? — вздрогнула, потому что не ожидала такого вопроса.
— Он любит ее, — нашла единственное верное оправдание.
— А ты любила своего отца. Он должен знать, Лера. Он мужчина, а не маленький мальчик, которого нужно оберегать от неприятной информации.
Наверное, Андрей был прав, и Стас действительно должен знать. Наши отношения с матерью слишком напряжены, видно, как я говорю с ней, а она со мной. Рано или поздно брат спросит об этом, и что тогда говорить?
— Вчера было ровно три года, как не стало отца, — проговорила и сама не поняла, как пропустила тот момент. Мы провели день с Андреем, и я забыла обо всем. Куда-то ушли переживания и слезы, плохое настроение и ненависть к матери.
— Ты проводила его по-другому, да? — кажется, Андрей уловил мое состояние и понял все лучше меня самой.
— Обычно я плакала, устраивала истерики, винила маму. Я принимала только Стаса, — объяснила Андрею свое состояние, — а он меня поддерживал. Обычно я сижу в его объятиях, мы пьем глинтвейн, и я плачу.
Почувствовала, что он улыбается, развернулась и действительно увидела его улыбку.
— Считаешь меня дурочкой? — легко ткнула его в бок.
— Нет. Ты настоящая, Лера, — он признался и притянул меня ближе к себе.
Мы просидели довольно долго и уснули только под утро в объятиях друг друга. Меня разбудил шум и звуки голосов, доносящихся снизу. Я быстро встала, оделась и стала тихонько спускаться вниз.