Светофор, зелёный человечек, пешеходный переход более быстрым, нежели обычно шагом, короткое смешение с толпой, и вот я уже на месте — на другой стороне улицы.
Я ничего не обещал, так как любил ловить в твоих глазах неподдельное восхищение. В обещаниях есть какое-то оправдание собственной неуверенности, так как наша уверенность полагается исключительно на внутреннюю силу, которая не нуждается в словах. И потому так ошибочно думать, что тот, кто ничего не обещает, ничего и не сделает. Скорее напротив.
В нашем общении мне были чужды лишние слова. Я всегда был предельно лаконичен. Но это нисколько тебя не тяготило. Мне же, напротив, нравилось слушать твой голос. Особенно мне нравилось, когда ты немного сердилась. В нём (голосе) сразу проскальзывали нотки женского упрямства, характера, той самой взрослости, которую мы в себе открываем поелику. Нет, конечно же, ты оставалась для меня ребёнком: глупым, наивным, но вместе с тем искренним и добрым, чуждой каких-либо веяний моды. Ты была собой, всегда, везде, при любых обстоятельствах и это не могло не подкупать. Я же рядом с тобой чувствовал себя поневоле старше, взвешивая слова и всячески тебя наставляя. Я вовсе не пытался переделать тебя, как это могло выглядеть со стороны, но уберечь от ошибок, так свойственных молодости. Я искренне остался благодарен тебе за то, что ты понимала меня правильно. Если уж быть откровенным, то ты была единственная, кто меня вообще понимал.
Я бесцельно слонялся по городу, то забредая в кафе, то подолгу блуждая на его окраинах, то просто так, чтобы убить время, ездил на трамвае до конечной с пересадкой на другой и обратно. Не знаю как это и назвать. У меня были дела и по дому и с работой кое-какие заморочки, но всё это отходило на дальний план, оставляя место лишь спонтанным впечатлениям, полученным мною от прогулки. Я испытывал тем самым доселе не изведанной мною чувство — чувство свободы; пьянящей, одурманивающей, всё на себе замыкающей свободы. Верно, я испытывал подобное только в далёком детстве, когда весь этот огромный неприветливый дымчато-серый мир был ещё полон яркими красками. Я, словно художник-самоучка, опускал руки в банки с различной краской, а потом нарочито-неряшливо оставлял свои отпечатки ладоней на белоснежном листе — табула раса моей жизни.
Лестничные пролёты сменяли один другой, пока я не оказался возле свой двери. Я по глупой недавней привычке постучался, ожидая ответа. Тишина. Ну естественно тишина. А так нестерпимо хочется, чтобы кто-то тебя встретил, открыл, спросил как прошёл твой день. Но это всё так, издержки одиночества. Не более того. В конце концов мы все к нему рано или поздно приходим. Иногда лучше сделать это как можно раньше, потому как, если оттягивать этот момент на как можно больший срок, то оно становится поистине нестерпимым. Спросите об этом любого старика, угрюмого доживающего свой век в четырёх стенах, окутанных липкой тишиной. К молодым оно не так жестоко. Молодых оно только учит.