— Нет, что вы, — сказал доктор. — Мы делаем все, что требуется, только вот…
— Только вот не помогает почему-то, — подхватил Николай Степанович. -
Кровотечение продолжается.
— Д-да. Я думаю, что можно подключить…
— Слушайте меня внимательно, — сказал Николай Степанович. — У меня группа крови четвертая резус-отрицательная. У сына тоже. Вы должны сделать прямое переливание. Ясно? Это поможет ему продержаться минимум неделю. Супруге перельете плазму. Центрифуга, надеюсь, в вашем холерном бараке есть?
— Вы врач? — попытался поставить его на место доктор.
— Я не намерен вдаваться в объяснения, — высокомерно ответил Николай Степанович и поднял руку ладонью вперед. — Итак…
Доктор мигнул.
— Да, конечно… — забормотал он. — Пойду распоряжусь, а вы пока…
— И никаких записей, — прилетело доктору в спину.
Суровая сестра с лицом черным и длинным облачила Николая Степановича в зеленый хирургический костюм, закутала ему голову марлей, проводила туда, где пахло йодом и пережженными простынями. Его заставили лечь на жесткий холодный стол. В круглом отражателе над собой он видел маленького и страшного себя. Через минуту на каталке привезли бледного до синевы Степку.
Из носа его торчали закровеневшие тампоны.
— Папочка… — прогундосил Степка и заплакал.
— Прекратите, кадет, — велел Николай Степанович. — Здесь вам не альманах «Сопли в сиропе».
— Доктор сказал, — наклонилась к нему сестра, — что забирать шестьсот миллилитров. Вы сдавали когда-нибудь кровь?
— Делайте, как он велел. Я сдавал, и помногу. После этого возьмете еще восемьсот на плазму.
— Что?!
— Именно так. Работайте, мадам.
Игла вошла в вену. По прозрачной трубке ринулся черный столбик крови.
Сто… двести… четыреста…
— Как вы себя чувствуете? — голос издалека.
— Как космонавт на орбите.
— Шутник у тебя папа.
— Он не шутник. Он ученый.
Шестьсот.
Как увозили Степку, Николай Степанович не видел. Это был какой-то моментальный провал. Потом он лежал, а над ним без всякой опоры висели бутылки с чем-то прозрачным.
— Как вы себя чувствуете?
— Как космонавт на орбите…
Кровь уходит в прозрачную подушечку. Одна… другая…
Все? Да, похоже, все.
— Сейчас, сейчас, миленький, потерпи еще… — мягкое прикосновение к щеке. — Не трать вату, Василиса… и мох не трать, раненых много, не хватит, сволочи ягды…
Гудение вдали. Костры, костры…
Жгите костры.
Что?
Нет, все в порядке. Да, я слышу. Я все слышу.
Приносят то, что осталось после центрифуги — густую черную кашу.
Возвращение долга.
Не надо так напрягаться, расслабьтесь, лежите спокойно…
Все. Он уже не в силах держаться на поверхности. Падение. Падение вниз, вниз — к самому началу, к началу…