— Не отступаешь от намеченной цели, да? Что ж, это будет весело, — он наматывает края ремня на пальцы обеих рук, и сделав резкий выпад вперёд, нападает на меня.
Вскрикнув, пытаюсь отползти назад, но он крепко удерживает ремень, который обвил вокруг моей шеи.
— Не бойся, маленькая Шахи, больно не будет. Будет очень приятно, — его дыхание щекочет мои губы, а мне кажется, что он уже их целует.
Всё настолько остро, что кружится голова, и между ног горит от уже знакомого желания.
— Зачем это? — опускаю взгляд на ремень и рвано вздыхаю, когда Валид натягивает его сильнее. Чувствую запах кожи и еле уловимый аромат алкоголя. И сама пьяной становлюсь. Будто моё тело уже мне не принадлежит.
— Сейчас увидишь, — дёргает за ремень, заставляя меня податься вперёд. Я выполняю его немое требование, а когда прихожу в себя, понимаю, насколько опытный он кукловод…
Помимо желания во мне вспыхивает гнев. Я стою на четвереньках перед Хаджиевым, лицом напротив его ширинки… Как унизительно. И как волнует. Так, что пересохло в горле и пылает кожа, словно меня в костёр бросили.
— Теперь ты доволен? Ты ведь этого хотел, — поднимаю на него злой взгляд, и Валид приподнимает брови. Издевается. Потешается. Как же я его ненавижу… И как хочу. Чтобы наклонился и поцеловал. Впился своими губами в мои и искусал их до крови… Хоть как-нибудь насытить эту злость.
Я сошла с ума. Помешательство заразно. Он отравил меня своим ядом паучьим.
— Ещё нет. Расстегивай, — указывает взглядом на свои штаны, и я чувствую, как лицо заливает краской стыда.
— Что? — всё ещё теплится надежда, что он шутит, или просто я неправильно поняла его желание.
— Ну, вот и всё. Раз игра закончена, и ты снова проиграла, я могу пойти выпить после тяжелого дня? — ремень на шее слабнет, а я понимаю, что и правда проиграла. Потому что не умею играть по его правилам.
— Стой, — перехватываю его руку, кладу её на ремень, а сама хватаюсь за пуговицу его штанов. Она выскальзывает из влажных, дрожащих пальцев, но я упорно пытаюсь её победить.
Валид молча наблюдает за происходящим и, похоже, посмеивается. Что ж. И это я выдержу. Однажды он вот так же будет у моих ног.
Мне почти удаётся расстегнуть пуговицу, но Хаджиев вдруг накрывает своей рукой мою, убирает её.
— Тебя сейчас удар хватит, расслабься, — сам расстегивает проклятые брюки и, схватившись за ремень, заставляет меня выровняться. Его губы накрывают мои, влажно скользят и сминают, а руки разрывают на мне сорочку, как тонкую паутинку. Лоскуты летят в разные стороны, и по моему телу уже в который раз пробегает дрожь.