66
Полчаса до отправления. Мы в привокзальном кафе, уминаем дешёвый фастфуд с соком. Я смотрю на Эли, пытаясь понять, о чём она сейчас думает. Она смотрит в окно и хмурится. Небо тоже хмурится. От ясного и аномально тёплого утра не осталось и следа. Только я излучаю восторженное солнечное настроение.
— … и зонтика нет с собой, — как бы в довершение своего внутреннего монолога говорит она и, переведя взгляд с улицы на меня, спрашивает: — В котором часу обратный поезд? — звучит слишком формально.
— На который успеем.
— А как предполагаешь?
— Девять.
— А следующий когда?
— В десять.
Она стучит пальцами по столу, отворачивается к окну и снова хмурится, словно что-то взвешивая и принимая для себя какое-то чрезвычайно важное решение.
Объявляют о начале посадки, и мы направляемся к нужной платформе. Проходим в вагон номер «три». Очевидно, немного припоздав. Наши билеты — со свободной рассадкой, но свободных парных мест уже нет. Приходится договариваться с каким-то пассажиром, чтобы он пересел. Он идёт на уступку, соглашается и садится чуть поодаль от нас.
— Хочешь сесть у окна? — спрашиваю её. Утвердительный кивок.
Только поезд трогается, как едва различимые глазом песчинки дождя орошают стекло. И я замечаю апокалиптическую тёмную тучу, похожую на измоченный в чернилах кусок ваты, нанизанный на шпиль кроваво-красной кирпичной башни вокзала.
67
— Ты о чём-то спросила? — покосился я на Эли, когда она во второй раз произнесла моё имя, в то время как я сам переписывался с Тони, согласовывая график записи групп.
— Помнишь ту историю, о герре Шульце и брусчатке? — с чего-то вдруг вспомнила она.
— Странно, что ты её помнишь, — рассмеялся я, отправляя очередное смс.
— Расскажешь? — сбивчиво прозвучал вопрос. Казалось, она хотела заполнить молчание лишь бы какой болтовнёй, только бы избежать общения на более личные темы.
— Всё дело в шляпе, а её, как видишь, нет, — улыбнулся я ей в ответ. После недавнишнего откровения в библиотеке меня обуревали новые вихри любопытства, и лучшего шанса, чем двух часовой поездки в вагоне, из которого не сбежишь, я и не мог представить. Это была отличная возможность расспросить Эли обо всём, что так давно меня волновало.
— Штэф, — протянула она гласную. — Зато ты в очках. В красивых таких. Вот зарядись вдохновением от них, — всё настаивала она на своём.
— Очки не для вдохновения. — Уладив дела в студии, убрал я телефон в карман и взглянул на неё, отчего-то нервозно теребившую подол своего винтажного бежевого платья. — Они для того, чтобы… — так и не сумел я облачить элегантность мысли похожим изяществом слога, поэтому выдал весьма заурядный комплимент о её прелестном наряде. Смущение Эли стало настолько явным, что, поняв это, в следующий же миг её смутили собственные предательски раскрасневшиеся щёки. Что-то в её реакции было по-новому странным, что-то, чего я не смог разгадать.