— Поедем в Бохум вместе? — как-то инстинктивно предложил я.
— Ты уезжаешь? — спросила она, всё ещё пряча лицо за моей курткой.
— Всего на пару дней. Поедешь со мной? — повторил я, веря в то, что только там мы могли найти спасение от бесконечных драм.
— Я не могу. Катя на выходных до субботы, из-за того что в понедельник я ушла в обед, а во вторник и среду взяла больничный.
— Разве тебя больше некому заменить?
— Есть, но я не хочу никого вмешивать… Я рискую потерять работу, если о нашем с Катей «графике» доложат начальству.
— К чёрту работу.
— Штэфан, нет. Я не могу подвести Якова.
И я отступил. Так как если бы я продолжил эти уговоры, мой тон опустился бы до омерзительно жалкого. Какая-то часть меня, наверное, та, где дремала апатичная гордость, презирала моё безвольное сердце. Но эта пленительная сила, что таинственной вечерней дымкой окутывала образ Эли, скрывала все мои предрассудки за шифоновой пеленой её притягательного обаяния.
Мы долго и тепло прощались, как если бы навсегда. Мне даже стало не по себе. Я всё просил рассказать, какие сомнения делали её поведение столь переменчивым. «Всё хорошо», — шептала она мне в губы, словно скрывая ответы в коварстве своих коротких поцелуев. — «Поговорим обо всём, когда ты вернёшься». Но после подобных слов мне и уезжать-то не хотелось. «Dis-moi», — просил я уже на французском, полагаясь на какую-то слепую веру силы родных ей звуков. — «Dis-moi», — решительно повторил я, заметив, как беззвучно она что-то сказала.
78
Все два часа до Бохума её ответ горел на моих губах солёным привкусом уж больно недалёкой правды. Путаясь то ли в словах, то ли в мыслях Эли сбивчиво говорила о том, как сложно ей открыться передо мной, быть самой собой, видя в моих глазах лишь языки пламени азарта. Я прокручивал в голове воспоминания наших встреч, пытаясь отыскать эпизоды, в которых вёл себя как гнусный мошенник, имеющий на руках краплёную карту или фальшивого козырного туза, — таких не нашлось. Более того, я чаще сбрасывал карты, если понимал, что моя рука могла оказаться сильнее. Нет, мне опять подсунули какую-то лживую правду. Всё слишком просто. Из-за подобной ерунды люди не бьются в истерике.
79
С момента нашего расставания всё изменилось так кардинально стремительно, что я едва не вывалился из своего места, когда жизнь совершала новый манёвр высокого пилотажа. Поезд только подъехал к Дортмунду, а Эли позвонила дважды. В первый раз — интересуясь, собрал ли я вокруг себя очередную «коллегию вагонных философов», во второй — рассказывая о том, что дома снова запорошил снег.