— Твой белый шарф…
— С утра был моим. — Нарисовалась на его лице улыбка, оголив ряд верхних зубов, придав образу игривого коварства.
— Ты не дал договорить, — вернулась к ней недавняя раздражённость. — Ты выглядишь, как католический священник…
Штэфан повернулся к чёрному окну витрины какого-то уже давно закрывшегося магазина, так резко дёрнувшись с места, отчего державшаяся за его руку Дэниэль угодила ступнёй прямиком в не большую, но глубокую лужицу.
3
— Ох, ну как же так! — мужчина сочувственно покачал головой, наблюдая за тем, как девушка вытряхивает воду из остатка туфля. Она лишь то ли рассержено, то ли раздосадовано фыркнула.
Мужчина же ещё несколько раз извинился за нелепый инцидент и даже неуклюже пошутил о своём наряде, но Дэниэль никак не отреагировала. Заблудившись в дебрях собственных мыслей и угукая невпопад, она ковыляла рядом, всё так же держась за его руку.
— Дождь моросит, вот я и не в них, — не найдя лучшего варианта, чтобы хоть как-то разрядить обстановку, вспомнил он о её вопросе.
Она улыбнулась уголками губ, но ничего не ответила. Сейчас ей хотелось лишь поскорее оказаться в своей квартире, скинуть промокшую и неудобную обувь и согреться! Выходя сегодня из дома, она никак не ожидала, что вечер настолько затянется, а его итог окажется настолько паршивым.
Поднимаясь вверх по улице с незамысловатым названием — Грюнштрассе, они брели вдоль мерцающе-серых мокрых трамвайных путей. Бросив мимолётный взгляд на сосредоточенную на собственных шагах девушку, походившую сейчас на гордо насупившегося индюка, Штэфан протяжно выдохнул и произнёс наигранно-капризным женским голосом: «Да, конечно, я принимаю твои извинения, понимаю, это — случайность, и здесь не было никакого злого умысла», — покачивая головой из стороны в сторону, постарался он выделить каждое слово. — «Мне действительно жаль, что так вышло», — и это уже был его спокойный бархатный баритон.
Дэниэль вовсе не злилась и не была обижена, но прерывать мужчину не стала. Возможно, ей следовало бы согласиться на предложение бармена и выпить «чего-нибудь покрепче». Может, хоть тогда мысли бы замолчали, и она бы смогла разделить хорошее настроение незнакомца. Он искрился весельем и нёс какую-то ерунду, совсем не обращая внимания ни на лужи под ногами, ни на противный дождь.
Тем временем, главные герои его моноспектакля помирились уже вот как несколько действий назад. И теперь перед зрителем предстала большая тёмная сцена, тускло освещённая золотым прожектором луны, с любопытством выглянувшим меж разъезжающихся ватных туч. Где-то из глубины донёсся тихий разговор, а затем, вслед за вытянувшимися на дороге силуэтами-тенями, показались и сами актёры. Мужчина предстал перед публикой галантным джентльменом, без умолку рассказывающим о последних событиях этого провинциального городка своей французской гостье. По сюжету его же спектакля он должен был доложить ей обо всех успехах в развитии города. И прямо сейчас он пытался оправдать герра Шульца, рабочего, при укладке тротуарной плитки допустившего ошибку, которая и послужила виной недавнего инцидента с промокшей ступнёй. «Всё потому что в тот злополучный день мысли бедолаги были заняты своей женой», — время от времени посматривая на девушку, театрально рассказывал Штэфан, — «наверное, уже бывшей», — добавил он, и Дэниэль вопросительно изогнула бровь, заинтересованно посмотрев в глаза мужчине. Тот, поправив съехавшую от ветра набок шляпу, продолжил говорить, подобно адвокату в зале суда: «Началось всё несколькими месяцами ранее. Фрау Шульц, жена герра Шульца», — усмехнувшись, уточнил он, на что девушка понимающе кивнула. — «Так вот, фрау Шульц, уже давно немолодая женщина, сочла подозрительным один факт».