Алена пошла туда не за деньгами, а ради лошадей. Там она и узнала Серегу ближе — его хозяин поставил над остальными конюхами, потому что тот, раз, не пил, и два — понравился тренеру, и тот пообещал Михаилу Владимировичу к лету обучить паренька настолько, чтобы тот смог без проблем катать детей дачников. Так и вышло. Только летом хозяин стал бывать на конюшне все чаще и чаще.
Аленка лично заботилась об его коне — самом большом и самом красивом в конюшне. Наездник, впрочем, тоже был ничего — особенно когда выезжал коня: все, как в старых фильмах — белоснежная рубаха, штаны в обтяжку, высокие сапоги. Особой красотой он не отличался. К тому же, Михаилу Владимировичу давно перевалило за сорок, но в нем чувствовалось что-то такое, чему Алена не могла найти определения. И это были не деньги.
Михаил Владимирович вкладывался только в конюшню. Домик, купленный вместе с ней, он не ремонтировал, и тот ничем не отличался от остальных обветшалых деревенских развалюх. Приезжал он неизменно на поцарапанной "девятке", но улетную цену наручных часов могла определить даже Алена. Он "дофига" тратил и на Серегу — каждый раз привозил ему какую-то обнову, но и о них, грешных, не забывал — без торта никогда не появлялся, а летом привозил из города еще и корзину фруктов. А вот спиртного в подарках никогда не бывало — он сам не пил и устраивал разнос конюхам, если находил в конюшне пустые бутылки. Но парни выкручивались — складывали все в сетку и в четверг относили в магазин, чтобы к вечеру пятницы все было шито-крыто. Иногда посылали ее — продавщица еще любила пошутить, что скажет учительнице, что дочка у нее запойная.
Шутки-шутками, а Алена не любила сдавать бутылки. И от спиртного стояла в стороне — их папа отравился водкой. Дорогой, причем. Не спасли… Каждый четверг Алена говорила, что делает это для парней в последний раз. И вот один четверг действительно стал последним.
Впервые Михаил Владимирович приехал на день раньше и так же впервые зашел в сельмаг. Он ничего не спросил и сухо попросил Алену сесть к нему в машину. Она готовилась молчать, как партизан, но он опять же ничего не спросил. Сказал только одну фразу:
— Сергея я уволю.
И она сказала тоже одну:
— Пожалуйста, не надо.
И через минуту, за которую он так и не завел машину, добавила:
— Он не пьет, а парней не удержать. Пожалуйста, Михаил Владимирович, не трогайте Сережу. Иначе он действительно начнет пить.
— Тогда мне придется уволить тех, кто пьет.
Она молчала, и Михаил Владимирович усмехнулся:
— Их ты почему-то не защищаешь.
Она ответила, не задумываясь: