И дернуло же его заговорить с Полиной про деньги! Это Витя довел его сегодня — этот баран не понимает слова «нет»! Он не будет работать барменом ни за сто пятьдесят, ни за триста рублей в сутки. Он не будет наливать пойло уродам и смотреть, как они снимают девок. Не будет!
— Ты дурак! — почти плюнул ему в лицо Витя, который проработал за барной стойкой уже почти два года, и все эти два года им приходилось строить выступления вокруг его смен.
Витя начал радостно — типа, это удача, и Макс до потолка должен прыгать! Это в другом клубе, там знакомый администратор, который составит им одинаковое расписание. Ничего не требуется, никакой школы барменов, только приятная рожа и наличие мужского достоинства. Хозяин вышвырнул девку, которая, видимо, стала слишком много от него требовать вне постели, и сказал администратору, что в баре с этого дня работают одни парни.
— Ты дурак! — повторял Витя вместо контраргумента всякий раз, как Макс говорил, что хочет зарабатывать только музыкой. — Музыкой никто не зарабатывает! Блин, Макс, это живые деньги. Две тысячи в месяц у тебя в кармане по любому, а чаевых порой набегает еще столько же, если не больше. Макс, я плохого не предложу.
Для Вити это было удачей — у него семья, как-никак. Олька за статьи приносит сущие копейки, а выступают они катастрофически мало — группы растут как на дрожжах, а клубы — увы, нет. Но барменом он не пойдет, хотя ему безумно нужны деньги. Может, подтянуть английский и податься в репетиторы — сейчас, похоже, все, кому не лень, этим занимаются. Со школьной программой он уж точно справится, а если к английскому ввернуть еще и гитару, то ему ж с «битлами» цены не будет! Может, и не выйдут две тысячи, так хоть уважать себя будет.
Макс не понял, как у него это изо рта все выскочило. Зачем он рассказал про работу бармена Полине? Жрал бы молча, не было бы скандала. Тоже молчаливого. Когда он достал деньги, оставшиеся с последнего концерта, она отвернулась к окну и больше не поворачивалась.
— Я не хотела об этом говорить, — вдруг сказала она через секунду после того, как он решил подняться и уйти.
Если не хотела, молчала бы и дальше, ведь он уже пять минут елозит на крае стула с гитарой за плечом.
— Макс, у меня много денег. У меня действительно их много.
Она продолжала смотреть в окно, но он все равно уставился в пустой стол. Буфетчица только что протерла его мокрой тряпкой, и Максу показалось, что тетка еле сдержалась, чтобы не залепить ему подзатыльник. За что? За то, что он не в состоянии быть мужиком! Таким, с которым баба не пререкается перед посторонними людьми о деньгах.